– Тимофей Александрович, простите, что ранее не захаживал, но времена…

– Мечислав Николаевич, я рад тому, что вы меня посетили и не надо больше об этом. Лучше попробуйте моего ликёру, делал сам. Благо, что нынче есть время для всего, если уж службы не стало. Так что вас привело ко мне?

– Сыскное отделение, а ныне Бюро уголовного розыска…

– Хм… – хмыкнул следователь.

– Именно так ныне называется наше отделение, – пожал плечами Кунцевич. – Так вот теперь, когда раскрытие преступлений заботит только нас, власти самоустранились и занялись… подковёрными интригами. Вот в это время нам поручили найти и арестовать некоего Ленина из большевиков. А вы, как я помню, вели дело, именно, по большевикам?

– Было дело, в девяносто … году Ленина, в ту пору он проживал под настоящей фамилией Ульянов был сослан в …. Губернию.

– Значит, Ульянов.

– Совершенно верно, Владимир Ильич Ульянов, родной брат Александра Ульянова, казнённого в тысяча восемьсот восемьдесят … году за покушение на Государя.

– Следовательно, корни давние.

– Корешки, а не корни. Вы слышали, что Керенский и Ульянов знакомы с детства?

– Откуда я мог слышать

– После смерти господина Ульянова—старшего Керенский—старший постоянно помогал детям своего друга. И когда Владимир захотел поступить в Казанский университет, он обратился за помощью не к кому—нибудь, а Фёдору. Тот написал письмо, в котором рекомендовал Владимира Ульянова как образцового ученика. Вот так—то. Не понимаю, почему вам поручили арестовать Ленина? Столь незначительная партия, что её можно не брать в расчёт?

– Кое—кто считает иначе.

– Не подскажите, кто?

Кунцевич в голове прикидывал, какими сведениями он может поделиться со следователем. Потом решил, что скрывать нечего. Не побежит же Тимофей Александрович разыскивать этого Ульянова, чтобы предупредить об аресте.

– В начале апреля из Цюриха через Германию вышел поезд с несколькими вагонам. В которых ехали в Россию три десятка революционеров…

– Среди них был Ульянов?

– Да, – кивнул головою Кунцевич, – их сопровождал офицер Германского Генерального штаба.

– Сведения достоверны?

– Я бы сказал, что они не вызывают сомнения.

– Продолжайте.

– Вот с апреля большевики взяли курс на вооружённый захват власти.

– Их слишком мало, да и вес в Совете невелик.

– Вот поэтому…

– Постойте, – перебил следователь помощника начальника уголовного розыска, – но произведя захват власти, надо на кого—то опереться, а большевикам не на кого. Пусть даже они утроили свои ряды с февраля, но это ничтожно маленькое количество членов партии?

– Тимофей Александрович, я пришёл к вам для того, чтобы вы помогли разобраться, кто такие большевики и кто такой Ленин.

– Хорошо, расскажу всё, что знаю, но предупреждаю, что знаю совсем немного и сможет ли мой рассказ вам помочь.

Алексеев натянул на плечи чёрное пальто, нахлобучил на голову фуражку без кокарды и озадаченно смотрел на Ивана.

– Если мы найдём Рахью, или как там его, то непременно выйдем на Ленина. Зачем тогда дробить нас и заниматься ненужными вещами?

– Николай Яковлевич, тебе никогда не быть начальником уголовного розыска, нет у тебя полёта мысли и не видишь всю картину в целом. Тебе поручена только малая часть расследования.

– Всё равно не понимаю.

– Тебе не зачем, – зло огрызнулся Бубнов, – делай порученную работу, а за тебя начальник будет думать.

– Ну, ну, – Алексеева было не узнать, в кабинете Кирпичникова сидел грамотный сотрудник, выполняющий порученное задание до конца, никогда не останавливался на пол пути, а здесь не узнать. Едкий желчный, словно старик на склоне лет, который остался в одиночестве и теперь винит всех подряд в бедах, упавших на плечи.

– Лучше подумай, Николай Яковлевич, с чего нам начинать. В адресный стол бы, – мечтательно произнёс Бубнов, но, увы, нет более обязательной регистрации приезжих, да и какой революционер побежит добровольно показывать. Вот, мол, я. Хотите, берите. Хотите, следите, а я буду ходить по улицам, не таясь.

– В донесениях сказано, что ранее Рахья останавливался у второго чухонца, – Алексеев на мгновение задумался, – Ялавы, может быть, ты к нему, а я на квартиру Суханова.

– Это какого Суханова, что—то не припомню?

– Что значит какого? Того, где проходило заседание Центрального Комитета и на котором принято решение о вооружённом перевороте.

– Всё равно не помню фамилии, там же вроде еврейская была?

– Всегда ты, Ваня, всё перепутаешь. Ты хоть адрес Ялавы помнишь?

– Лоцманский переулок, дом четыре.

– А квартира?

– Вроде, – Бубнов прикусил губу.

– Двадцать девять, мыслитель.

– Где встречаемся?

– В сыскном, тфу, – Алексеев сплюнул, – в уголовном.