Котопёс не спеша преодолевал подъём за подъёмом, временами останавливаясь, глядя как мелкие камни и иногда крупные скальные нагромождения падают с огромной высоты в пропасти и ущелья. В предвкушение приятной встречи все обыденности казались Гавомуру прекрасными. Он любил общаться с Мудрейшим, тем более что это не требовало особых ментально-физических усилий. Ну, разве непосредственно сам подъём. Хотя и это символично. Подъём к вершине скалы – вершине познаний и откровений. Что может быть совершеннее? А там – сиди себе, внимай. Любуйся пейзажами в виде паров и звёзд, до которых – рукой подать. Хочешь – философствуй. В таком окружении и обществе Мудрейшего это – сама собою разумеющаяся вещь. Почувствуй «волну разума» и начинай говорить вслух. И всё.

Котопёс на мгновение застыл без движения, учуяв странный запах. Уже не раз он улавливал этот едко-сладковатый привкус. Мудрейший говорил, что в скале (обитатели Зерона называли её для себя «Вышайшей») происходят какие-то биохимические процессы, а выделяющиеся при этом газы создают некую «защиту», «вязкость» атмосферы астероида, благодаря чему все они ещё физически живы.

Порыв ветра унёс запах прочь.

«Всё относительно, – размышлял Гавомур, – живы и ладно. Не живы – тоже. Сколько можно уже слоняться по заброшенным уголкам вселенной? Тоска. А конец один – Капец…»

Подъём кончился. Котопёс остановился.

Сижучи-Цын высился на краеугольном камне, венчающем гору, точнее сказать, он сам являл собою вершину горы. Гавомур в который раз восхитился положением, которое сохранял Мудрейший. Треугольный камень, на котором тот восседал, балансировал на остром ребре. Что говорить – запредельный «Вшиу»-уровень!

Сижучи-Цын приветствовал Гавомура плавным движением самого левого волоска левой брови. (Котопёс приблизился именно с этой стороны великого мыслителя и это было логичным.)

«Солнечные ветра ныне переменчивы – услышал Гавомур мыслительную волну внутри себя. – Синяя комета отклоняется от ранее наметившейся траектории…»

Гавомур сел на краю маленькой ровной площадки, искусственно созданной Мудрейшим в незапамятные времена для разного рода медитаций и прикрыл веки.

«…грядёт тёмная неопределённость.» – закончил посыл Мудрейший.

Гавомур ответил первое, что пришло в голову: «Дурацкое колесо на что-то наехало. Размело в пыль…»

Ответной реакции не было, так как эту информацию великий мыслитель счёл видимо не интересной.

Гавомур не расстроился, только удобнее устроившись на скале. Солнечный ветер нагонял призраков.

«Новолун вступил в фазу просветлённой тоскливости. А ко мне пришли любимые призраки.» – беззвучно выдавил он из себя, прежде, чем окончательно с ними воссоединиться.

Поймав прочувствованное движение ответной эмоции Мудрейшего, он незамедлительно оказался среди ставших почти родными жёлтых, синих, бело-красных, нежно-зелёных прямоугольничков, шариков и пирамидок, ласково парящих вокруг.

Когда и откуда на астероиде взялись серые мышегрызы ни кто не знал. Даже Мудрейший. Вероятнее всего, они появились в результате смешения прибывших на корабле грызунов с местными микроорганизмами и бактериями. Мышегрызы проникали в изоляторы и боксы, беспощадно уничтожая биологические продукты, которые ещё оставались в колонии. Они пытались прогрызть даже грузовые контейнеры из усиленного титанового сплава, которые со времен катастрофы не подверглись ни малейшей коррозии.

Мудрейший утверждал, что колонистам следует всерьёз задуматься над достижением определённого уровня «Вшиу», чтобы подпитываться энергией вселенной, а не примитивной «едомой жуей», как он называл запасы предшественников.

Котопёс понимал всю резонность этих доводов, но от едомой жуи отказаться не мог. Он ещё не достиг никакого уровня «Вшиу», хотя появления призраков давали повод надеяться на это. Запасов едомой жуи оставалась на пару оборотов астероида или примерно на сотню прокатов Дурацкого колеса.

Иногда под настроение Гавомур пытался бороться с мышегрызами, попросту ловя их цепкими лапами, но больно уж это было утомительно. К тому же и не продуктивно, учитывая несчётное количество особей их колонии. Да и размножались грызуны на удивление быстро. Вдобавок, мышегрызы были несъедобные.

Нет, прав Мудрейший – оборотом больше, оборотом меньше – исход один. И выход один – подготовка к состоянию перехода и – в дальнейшем – более совершенному перевоплощению.

Гавомур глубоко вздохнул, глядя на медленно удаляющийся бледно-серый диск, вокруг которого последнее время эллипсировал Зерон. Этот очередной виток мог стать последним в гравитационном взаимодействии астероида и планеты, которую, почти не сговариваясь, все окрестили «Бледнягой» за своеобразное сероватое свечение. Точнее, отсвечивание. Вырвавшись из зоны её притяжения, Зерон продолжит своё бесконечное странствие по вселенной.