— Ну голубчик мой, с Богом, — осторожно обнял меня Леонтий Матвеевич, — больше мне не попадайтесь.

— Спасибо вам, доктор, ответил я, — с вас статья с моими фотографиями.

— Уже готовится к печати, Александр Павлович, всенепременно вышлю экземпляр, — пообещал мне доктор, улыбаясь, — но и вы не забудьте про ваше чудодейственное средство, когда его сделаете, я первый в очереди.

Еще бы, подумал я, ведь это верная докторская диссертация по тем временам. С тем и простились…

[1] Менделеев ездил посмотреть выделку бездымных порохов, но поскольку он уже в курсе дел по российскому тротилу, одновременно посмотрит и на это. К сожалению, в Германии он не был (неизвестно, не просилися или немцы не пустили).

[2] Офицерские чины делились на обер — офицеров — от прапорщика до капитана (звание прапорщик оставлено только для военного времени и штаб — офицеров (подполклвник и полковник, чин майора был отменен в 1884 г)

[3] Молодые лакеи должны были быть чисто выбритыми.

[4] Купцы нового толка, которые тянулись к дворянскому образу жизни, часто торговали или бывали за границей.

[5] То есть «как у папы Хэма», имеется в виду Э.Хемингуэй.

[6] Это верно, и носились звезды на погонах подполковника не на просветах, а между просветом и выпушкой погона.

[7] Именно так, с ударением на первом слоге

[8] Дед постоянно называл Генриха православным именем, полученным при крещении из лютеранства.

[9] Это будет до 1909 г в наших реалиях, когда вышел манифест о смягчении гонений на старообрядцев, а здесь, может и раньше наступит.

[10] То есть «мумией египетской» — Анаша где то слышала, что египетские мумии бинтовали, а туловище и голова нашего героя были полностью забинтованы.

Приехал к деду и занял угловую светлую комнату на втором этаже. У деда меня ждали письма: от Лизы, от Менделеева и незнакомого мне Семена Васильевича Панпушко.

Лиза просила понять ее решение и объясняла, что все продумала и выбрала путь служения Богу. Благословляла меня и желала всего самого наилучшего. Приписка в конце гласила, что все, находящееся в сейфе принадлежит теперь мне, так как Генрих хранил там средства и бумаги нашей совместной с ним Лаборатории. Также написала, что всю библиотеку также передает мне, вместе с теми вещами, что есть в кабинете, если я захочу их взять себе как память.

Письмо Лизы оставило у меня сложное впечатление: человек как бы прощался с мирской жизнью и устраивал свои дела, выполняя обязательства перед другими. С другой стороны, между строк сквозила какая — то неуверенность и отчаяние. Когда я поделился мыслями с дедом, он ответил, что Лиза, незадолго до написания этого письма, еще надеялась, что Генрих жив. Потом, когда им передали останки Генриха после окончания следствия, его похоронили на Новодевичьем, отслужили по усопшему рабу Божьему Григорию службу в церкви — Лиза поняла, что мужа у нее больше нет и уверилась в своем решении уйти в монастырь.

Второе письмо было от Дмитрия Ивановича Менделеева, в котором он сообщал, что ознакомился с моей идеей и предложенным способом, из бумаг, которые были доставлены ему от Сергея Семеновича Агеева. Также профессор наслышан об опытах руководимой мной Лаборатории с анилиновыми красителями, поэтому был бы рад увидеться со мной. Письмо было датировано 25 июля. Письмо прибыло в Москву обычной почтой, видимо, уже тогда жандармы махнули на меня рукой и решили, что никакого государственного секрета тротил не представляет. Надо выезжать в Петербург немедленно!

Третье письмо было как раз от штабс — капитана Семена Панпушко, преподавателя Михайловской артиллерийской академии и члена Артиллерийского Комитета (Арткома). Ему, химику — артиллеристу, занимающемуся взрывчатыми веществами, было поручено провести испытания «Желтого Солнечного». Штабс — капитан проинформировал меня о неудачных опытах — взрыва получить вообще не удалось, и просил личной встречи в Академии перед написанием Окончательно отчета в АртКом. Штабс — капитан сообщил, что встречался с Дмитрием Ивановичем и тот, произведя необходимые анализы, подтвердил, что синтез произведен правильно и полученные ярко — желтые кристаллы являются тринитротолуолом.

В тот же день я посетил дом на Полянке, сейф бы не тронут. К моему сожалению, журнала экспериментов внутри не оказалось: он был либо похищен из лаборатории германским шпионом, либо сгорел при пожаре. В сейфе оказалось почти 7 тысяч рублей: все расходы по работе лаборатории были погашены из тех четырех тысяч, что дед заплатил за изготовление коммерческой партии пурпурной краски. Так что в Купеческий банк я привез обратно практически те же деньги, что взял оттуда почти год назад. После того, как я оставил себе тысячу рублей на расходы, на моем счете опять оказались те же 12 тысяч рублей.