Шансы на победу есть, не без этого. Найдутся народные лидеры, сочувствующие среди правящего класса — кто искренне, а кто желая повторить путь Бонапарта. Сломать до основанья старый Мир народ способен, а вот построить уже нет.

Уровень образования не тот. Поддерживать на плаву неуклюжую махину Империи и без того крайне сложно, остро не хватает образованных людей. Ну а после Революции, к гадалке не ходи, количество образованных людей в стране резко уменьшится — по крайней мере, в первые годы. Кто-то в эмиграцию рванёт, помня о временах Французской Революции, кто-то в оппозицию внутри страны встанет, или попросту начнёт итальянскую забастовку[3]. Результат один — коллапс и разрушение страны.

Как ни печально признавать, но ныне Российскую Империю может спасти только Сильная Рука, и это никак не революционеры-народники с шаткой опорой в виде немногочисленных сознательных рабочих и крестьян, а… армия. Хунта.

Классическая, с армейскими генералами во главе, или замаскированная тем или иным образом, не суть важно. Главное — армейская дисциплина, иерархия и возможность применять Силу.

Лет на пять-семь это может даже обернуться благом для страны. Генералы и адмиралы тщеславны и непременно захотят обессмертить своё имя, встав у кормила власти[4]. Завоевания, или обойдутся модернизацией армии и флота, не суть. Важно, что армейским реформам быть, да не половинчатым, как при Александре Втором, а полноценным.

Модернизация армии потянет за собой и модернизацию производства, куда ж без этого? Сперва военного, а затем и гражданского, косвенно они связаны тесней, чем кажется.

Заодно и ворюги повиснут, армейские склонны к упрощённым решениям, что порой благо. Урежут права дворян, ибо дворянство служивое весьма негативно относится к дворянству парижскому, проматывающему откупные деньги и не желающему служить. Зато привилегиями пользоваться не стесняются.

А уж Великие Князья с пенсионом, высокими постами и неподсудностью… вот где прорва[5]! Мало им пенсиона и выделяемых при совершеннолетии земельных владений, мало жалования за совмещение порой нескольких высоких должностей… Воруют!

Хунта в таких условиях выглядит логичной точкой… Другое дело, что задержись вояки у власти дольше необходимого, так все их достоинства во вред пойдут. Ладно, это будет потом, а пока…

— Нам нужен Черняев, — озвучил Фокадан, — завтра еду к нашему послу в Петербург, попробую продавить это решение.

— Не рискованно? — Поинтересовался лениво Бранн, грызя леденец, — если кто другой к власти придёт? Обидеться ведь могут.

— Тут ты прав, — выдохнул консул, — та ещё проблема. Нужно будет подать всё так, что мы просто хотим, чтобы в Российской Империи навели порядок. Вроде как верные союзническому долгу. А хунта, республика или монархия — вторично для нас. Дескать, это должны решать граждане Российской Империи, а мы так… за порядок ратуем. Самое интересное, что ведь и не соврём.

Прощание с жертвами теракта проходило ярко. Как дипломат и публичная личность, Фокадан обязан присутствовать на таких мероприятиях, хочется ему этого или нет.

К резиденции то и дело подъезжали кареты образца восемнадцатого века[6] — огромные, несуразно высокие, с откидными лесенками. Сзади два огромных гайдука[7] и два ливрейных лакея[8], а на подножках, по одному на каждую дверцу — казачки.

Кареты запряжены четвернёй, цугом[9], или шестернёй. На левой передней лошади форейтор[10], впереди верховой — обследовать дорогу, не всегда проезжую. Кунсткамера!

Мода второй половины девятнадцатого века достаточно своеобразна — платья на кринолинах[11], корсеты, капоры и чепцы у женщин. Яркие, расшитые золотом камзолы у мужчин, цилиндры и трости.

Из карет выбирались древние вельможи такого возраста, что на ум попаданцу сразу пришли строки Грибоедова Времён Очакова и покоренья Крыма[12], некоторые из старичков даже носили парики, мода на которые канула в лету более полувека назад!

Кареты вползали медленно, опасаясь растрясти престарелый груз. Столь же медленно выбирались старички и старушки, коих дюжие гайдуки бережно выносили на руках и осторожно вели под руки.

Подъехав, кареты отъезжали, постоянно сцепляясь. Прислуга начинала выяснять отношения, причём правила дорожного движения мешались у них в головах с действительными или мнимыми заслугами хозяев, древностью рода оных, их связями и богатством. В ход то и дело шёл кнут, но до кулаков доходило редко, спорщиков растаскивали дюжие гвардейцы из рядовых, щедро раздавая зуботычины правым и виноватым.

Показавшись на церемонии прощания и покрутившись, дабы засветиться и засвидетельствовать своё почтение погибшим, Фокадан ретировался. Невнятное воинственное шамканье стариков, плохо понимающих суть происходящего, тяготило.

— Патриоты, болеющие за Россию, — мысленно проговаривал суть речей консул, едя в коляске домой, укутавшись в медвежью полость, — как же! Один заговорщик убил других, вот и вся суть. Патриоты, ну надо же!

Стыдно попаданцу не было, ну вот ни капельки.

Старый Боевой Конь[13], генерал Джеймс Лонгстрит, тепло встретил Фокадана. Во время войны они почти не сталкивались, но позже подружились, сойдясь на почве благотворительности.

— Как доехал? — Начал Джеймс, — хотя не отвечай, знаю, что препогано!