Шрифт:
Пережевывая рыбу, я с пристрастием разглядывала девушек. И где, интересно, моя громкая соседка по комнате прячется? Вот я ей за бессонную ночь воздам после завтрака! Так… это точно не милая толстушка, что расположилась по правую руку от меня, едва помещается на стуле, и с наслаждением уплетает уже третий кусок пудинга. И не бледноликая хамка напротив, что мнит себя аристократкой: не светское это дело храпеть да голыми пятками сверкать! Это точно не злючка Шанти, что сегодня уже не выглядит столь безупречно и ярко. Не златовласка с пронзительно-зелеными глазами и острыми ушками, что сидит во главе стола и чистит яйцо: у нее стигма горит на предплечье. И не эта печальная русая девушка, похожая на посланницу Филлагории, рядом с нею: у нее дыхалки не хватит издавать такие звуки!
Я перегнулась через край стола и почти искупала волосы в чашке. Насчитала на противоположном конце четырех девушек, подходящих по габаритам. Н-да, здесь без расспроса не разберешься. Кажется, стоит оставить месть до вечера.
— Мне страшно, — поделился кто-то с дальнего края стола, выбив из моей головы все мысли. — А вам?
— Моя мама была на прошлом отборе, — неожиданно взяла слово та самая маленькая девушка, похожая на посланницу Филлагории. Ее голосок, надо отметить, тоже был божественным. — Выбыла на третьем испытании.
— Сначала всегда отсеивается второй сорт, — высокомерно заявила бледноликая и почти спалила бедную девчушку едким косым взглядом.
— Она и не хотела победить, — девушка, казалось, совершенно не обиделась. Лишь потянулась к большому блюду и переложила на свою тарелку подрумяненный ломоть штруделя. — К тому моменту она уже встречалась с моим отцом, и король Рихар был ей как кость в горле. Ее стигма очень сильно болела.
— Думаешь, что боль — из-за нежелания участвовать в отборе? — изумилась я, и шея тут же заныла, словно подтверждая слова незнакомки.
— Это общеизвестный факт, — отрезала девушка со знанием дела. — Кстати, меня зовут Альвина Иванез. Можно просто Альви. Я приехала из Томокры.
— Томокра, — процедила бледноликая с презрением. — Ну, все ясно!
— Эландрис Инуза, — представилась остроухая златовласка. — Из эльфийской резервации.
— Но на отборах никогда не было эльфов, — возразил кто-то издалека.
— В этот раз Филлагория достала и нас, — Эландрис лучезарно улыбнулась. — Ее не смутило даже то, что мы блюдем чистоту крови.
— Третий сорт тоже нужен, — съязвила бледноликая.
— Нужен, конечно, для чего-то, — я едва не запустила в нее тарелкой. — Иначе бы тебя тут не было.
— Осторожнее со словами, — бледноликая глянула на меня сквозь полуопущенные ресницы. — Тем, кто мне хамит, обычно бывает очень плохо.
— А тем, кому хамишь ты? — возмутилась я.
— Хватит, милые ибресы, — встряла толстушка, поправляя густые каштановые локоны. — Мы должны поддерживать друг друга.
— Ибреса?! — возмутилась бледноликая. — Гранна!
— Меня зовут Вруна, — продолжала толстушка, игнорируя нападки. — Вруна Чоп. Я из семейства жрицы Богини Филлагории, и мы свято чтим ее выбор.
— А Филлагория слепая, должно быть, — снова высказалась бледноликая, и Вруна опять ее проигнорировала.
— Лира Крэтчен, — представилась я. — И я не знаю, что тут делаю.
— Гранна Роттильда Колон, — подала голос тощая девушка, сидящая по другую сторону от Вруны. Выглядела она намного старше остальных: вокруг ее больших и неодинаковых по размеру зеленых глаз уже рассыпались морщинки, а в рыжеватых густых волосах, сплетенных в небрежную косу, проглядывала седина. — Профессор Аэрийской Академии магии и естественных наук, ведущий специалист факультета алхимии человеческого тела, почетный член Аэрийского сообщества алхимиков.
Всем было известно, что Филлагория никогда не целовала женщин старше двадцати пяти лет. Мне захотелось спросить, есть ли на отборе возрастной ценз, но я благоразумно сдержалась. Это за меня сделала Шанти, причем, весьма деликатно:
— Вы так быстро дослужились до профессора, гранна Колон? Это просто восхитительно!
— Я поступила в Академию в четырнадцать, а в восемнадцать уже ее закончила, — с гордостью отреагировала Роттильда. — К двадцати годам имела профессорскую степень. Сейчас мне двадцать четыре, и я вношу в эту науку такие поправки, которых до меня не делали даже самые известные профессора. Кстати, дворцовое меню следует серьезно откорректировать!
Бледноликая демонстративно зевнула в ладонь. Да и меня покоробило высокомерие Роттильды. Не удивлюсь, если это она храпела в моей спальне сегодня ночью! Что ж, был у нее и несомненный плюс: она, по крайней мере, не кидалась бешеной собакой на других участниц отбора.
— Я смотрю, вы нашли общий язык, девушки, — прокатился за нашими спинами голос Хельги. — После завтрака прошу собраться в Западной зале. Мы настроили ваши визиоллы так, что они сами доведут вас до места.
— Первое испытание? — поинтересовалась Альви громко.