– Долой господина! Долой госпожу! Долой короля! Долой королеву! Королеву без чувств отнесли в карету. То было последнее посещение королевой театра. Тридцатого сентября Учредительное собрание устами своего председателя Туре объявило, что миссию свою оно исполнило и прекращает заседания. Вот в нескольких строках результат его трудов, длившихся два года и четыре месяца: полнейшее расстройство монархического порядка; устройство народной власти; отмена всех привилегий дворянства и духовенства; выпуск ассигнатов на один миллиард двести миллионов ливров; установление ипотеки на национальные имущества; признание свободы отправления религиозных культов; упразднение монастырей; отмена именных указов короля об аресте; установление равенства допуска ко всем общественным должностям; уничтожение таможенных барьеров внутри страны; создание национальной гвардии и, наконец, принятие Конституции, одобренной королем. Король и королева Франции должны были бы видеть будущее совершенно уж в черных тонах, чтобы бояться нового Национального собрания больше, чем того, которое только что самораспустилось.

XXIIПРОЩАНИЕ БАРНАВА

Второго октября, то есть через день после роспуска Учредительного собрания, Барнав в обычный час, когда он встречался с королевой, был проведен, но не на антресоль в помещение, которое занимала г-жа Кампан, а в комнату, именуемую большим кабинетом. Вечером того дня, когда король присягнул Конституции, часовые и адъютанты Лафайета исчезли из внутренних помещений дворца, и если Людовик XVI не стал вновь всемогущ, то хотя бы стал свободен. Ничтожное возмещение за то унижение, которое так горько оплакивала королева! Нет, то не был публичный прием и не торжественная аудиенция, но на сей раз Барнав мог хотя бы обойтись без тех предосторожностей, к которым ему до сих пор приходилось прибегать, чтобы проникнуть в Тюильри. Он был чрезвычайно бледен и казался опечаленным. Его печаль и бледность поразили королеву. Она приняла его стоя, хотя знала, какое почтение питает к ней молодой адвокат, и была уверена, что, если она сядет, он не последует примеру председательствовавшего на заседании Собрания Туре, который, видя, что король не встал, тоже уселся.

– Ну что ж, господин Барнав, - сказала она, - вы можете быть довольны: король последовал вашему совету и присягнул Конституции.

– Ваше величество очень добры ко мне, - отвечал Барнав с поклоном, - сказав, что король последовал моему совету. Если бы он не получил такого же совета от императора Леопольда и князя Кауница, вполне возможно, его величество куда дольше сомневался бы, совершить или нет ему этот акт, кстати единственный, который может спасти короля, если только его... Барнав замолчал.

– Вообще можно спасти, не так ли, сударь? Вы именно это хотели сказать?
– спросила королева, ставя вопрос без экивоков и, могли бы мы добавить, с присущими ей прямотой и мужеством.

– Упаси меня Боже, государыня, предсказывать подобные несчастья! И тем не менее, покидая Париж и навсегда расставаясь с вашим величеством, я не хотел бы вселять в королеву ни безнадежность, ни чрезмерные иллюзии.

– Вы покидаете Париж, господин Барнав? Покидаете меня?

– Ваше величество, Учредительное собрание, членом которого я был, завершило свою работу, а поскольку оно постановило, что ни один его член не может стать депутатом Законодательного собрания, у меня нет никаких оснований оставаться в Париже.

– Даже желания быть нам полезным, господин Барнав?
– Барнав грустно улыбнулся.

– Даже желания быть вам полезным, государыня. Со вчерашнего дня, вернее с позавчерашнего, я ничем больше не могу быть вам полезен.

– О сударь, вы слишком низкого мнения о себе!

– К сожалению, государыня, нет. Я оценил себя и увидел, что я слаб, я взвесил себя и увидел, что почти не обладаю весом. Мою силу, которую я умолял монархию принять, дабы она воспользовалась ею как рычагом, составляли мое влияние в Национальном собрании, моя главенствующая роль в Якобинском клубе и, наконец, с огромным трудом завоеванная популярность. Но Собрание распущено, якобинцы стали фейанами, и я очень боюсь, что фейаны, разойдясь с якобинцами, плохо кончат. Ну, а моя популярность, государыня...
– Барнав улыбнулся еще печальней, чем в первый раз.
– Моя популярность рухнула. Королева взглянула на Барнава, и какой-то странный блеск, похожий на торжество, на миг вспыхнул в ее глазах.

– Вот видите, сударь, - сказала она, - популярность утрачивается. Барнав грустно вздохнул. Королева поняла, что с присущей ей легкостью она сейчас совершила небольшую жестокость. И то сказать, чья вина в том, что Барнав утратил популярность, что для этого хватило всего одного месяца, что ему пришлось склонить голову перед обвинениями Робеспьера? Не монархии ли, которая влекла в бездну, куда катилась сама, всех, кто приближался к ней? Не ужасной ли судьбы Марии Антуанетты, которая, подобно Марии Стюарт, становилась неким ангелом смерти, сводившим в могилу всех, на кого падал ее взор? Мария Антуанетта тут же пошла чуть-чуть на попятный и в благодарность Барнаву, который ответил ей всего лишь вздохом, хотя мог ответить сокрушительными словами: "Разве не ради вас, государыня, я потерял популярность!" - спросила:

– Но вы же не уедете от нас, господин Барнав?

– Если королева мне прикажет отстаться, - отвечал Барнав, - я, разумеется, останусь, как остается под своим знаменем солдат, у которого уже вышел срок службы, но которого удерживают, чтобы он принял участие в битве. Но знаете, ваше величество, что случится, если я останусь? Вместо того чтобы быть слабым, я сделаюсь предателем.

– Как это понять, сударь?
– удивилась королева.
– Объясните, пожалуйста.

– Ваше величество, вы позволите мне представить вам не только в каком положении вы находитесь, но и в каком окажетесь?

– Прошу вас, сударь. Я привыкла заглядывать в бездну и, если бы страдала головокружениями, уже давно рухнула бы туда.

– Ваше величество, вероятно, рассматривает уходящее Национальное собрание как своих врагов?

– Скажем так, господин Барнав: в этом Собрании у меня были друзья, но вы же не станете отрицать, что в большинстве своем оно было враждебно королевской власти.

– Государыня, Национальное собрание совершило единственное враждебное королю и вашему величеству деяние, когда постановило, что ни один из его членов не может стать депутатом Законодательного собрания.