Позже узнал, как снять напряжение у сотни человек во время многокилометрового марш-броска, чтобы они полюбили сам путь, а не мечту о покое.

Обычно занятия по ОГП проходили на центральном проходе казармы. Солдаты садились на табуреты в колонну по три, а перед ними – стол преподавателя-офицера. Сержанты садились сзади своих взводов, чтобы сотня парней, испытывающих желание спать и есть, да под спермотоксикозом не шалила. Я по-разному пробовал, но лучший вариант – работа с трехшереножным строем, когда ты можешь видеть глаза каждого и находишься как бы в потоке. В ход шло все: анекдот, язвительная шутка, мат, паузы, но самое главное – владение материалом в деталях. Каждый раз занятие нужно было начинать издалека, вовлекая в пространство мысли. Это было очень круто.

Сержанты. Никогда не хотел иметь этот чин. Никогда. У меня было стойкое желание после учебки уехать в войска. После полугода службы стали приезжать покупатели, и я утомился скорбеть об отъезде лучших друзей, пока покупателей не стало становиться меньше. Очень хотелось уехать, но было очевидно, что меня не отпускают. Тогда я украл свои документы у ротного и спрятал в радиоприемник на стене в расположении казармы, т. к. лучше места не было, чтобы самому передать их кому-нибудь из представителей войск. Настала одна из суббот, все шло хорошо, у меня была договоренность с покупателем. Суббота – парково-хозяйственный день в части, в который вся казарма и весь полк вылизываются, как у кота яйца. Я занимался своими делами. Дежурным офицером был капитан – воспитатель. Вдруг раздался какой-то шум, в казарме было порядка тридцати человек из солдат, ожидавших отправки. Подойдя к эпицентру шума, я увидел разбитое радио, свой военный билет в руках воспитателя, его ублюдочную усмешку и крах своей мечты в окружении мыльной пены, щедро наведенной по всему расположению до щиколоток. До армии – не курил более трех лет, а в рядах ВС РФ – полгода. Какой-то боец, протирая приемник, уронил его на пол. Такого никогда не случалось раньше. Тут было больше нечем помочь. Закурил. Этот капитан со своими приятелями-воспитателями нашего батальона устроил мне сладкую жизнь. За время службы мною сменено шесть подразделений. На меня пытались завести уголовное дело, угрожали «дизелем», тренировали нарядами и провокациями, и весь джентльменский набор. Некоторые знали, что я хожу в самоходы, пью, гуляю с девками в части и за ее пределами, умею заработать деньги не избиением солдат, что бесполезно менять замки, т. к. они будут открыты, и что уличить меня в этом редко кто мог. Они должны были увидеть, что, оставив меня, сделали чудовищную ошибку. Однажды начав, трудно остановиться. Нас таких подобралась небольшая компания. Бывали случаи, когда приехавшие на практику офицеры из военных медицинских институтов дежурили по роте вместо нас, пьяных сержантов, которых днем сняли по этой причине с караула. Гордиться здесь нечем. Мальчики, отслужившие год, оборзели, потому что могли.

Быть сержантом сердцу моему было неприятно, но опыту – полезно. Дедовщина пригласила в нее поиграть. Армия научила меня делать все на свой страх и риск и быть готовым отвечать, если придется. Никому не доверять, а самое главное – ни от кого ничего хорошего не ожидать и не требовать. В армии из человека, которому ничего нельзя, я сделался способным на все. И сек фишку. Со всеми был дозированно открыт, никто не мог вполне сказать, чем занимается этот дебил. Для сержантов стал своим, для солдат не переставал таким быть, а для офицеров – стал сержантом.

Деньги в армии. Их каждый пытался заработать, как может. Специалисты, как «молодой», избивая солдат, а иногда и убивая. Прапоры, в зависимости от того, за что отвечают, продавая налево удержанное в столовой после наряда или со складов. А еще: танковые брезентовые палатки, металлолом в виде вышедших из строя или списанных танков, танковых запчастей, соляру для учебного стокилометрового марша и так далее. Топливо – самый ходовой продукт, если рядом есть федеральная трасса.

У нас такая имелась. В учебной роте пехоты каждый молодой солдат (всего более 100 человек) должен проехать для выпуска по 100 километров на БМП. Военных сажали в эти болиды, они под присмотром дедов и прапоров отъезжали в лес километров на пять, где старослужащие поправляли их антеннами от транспорта, ломиками и тангетками от шлемофонов под неусыпным присмотром прапорщиков и офицеров за неумелую езду, потом им разрешали поспать три часа так, чтобы выдержать хронометраж марша, и назад. А соляру с машин сливали, потом – следующая группа.

Некоторые шакалы просто собирали солдатскую зарплату, не отходя от кассы. Военный тогда получал по 430 рублей в месяц. Умножаем количество солдат в учебной роте на эту сумму, получаем подержанного японца у ротного через три месяца. Так не все делали, бывали и нормальные офицеры. Бывали и такие, которые ценили и своих солдат, покупая на эти деньги кроссовки для тренировок, станки для бритья, мыло нормальное, зубную пасту, что-то оставляя и солдатам; ценили и труд сержантов, оплачивая его ежемесячно по фиксированному тарифу в несколько тысяч рублей на деда.

Но бывали и такие новоделанные ротные, как у меня. Парень пришел из танкового училища на смену старому ротному и послушал дурных «советчиков». Он собрал ротную кассу, кинув деда. Этому офицеру было около 22 лет, как мне.

На следующий месяц он захотел повторить триумф с деньгами, т. к. устал ходить пешком, проживая в офицерской общаге. Я не имел претензий к нему, обычный дурачок, лично мне всего хватало: Родина меня одевала, грела, учила, кормила. До армии мне никогда стабильно не доводилось поесть ежедневно, да по три раза, чтобы и первое, и второе, и компот. Лихие девяностые. Но этого мальчика надо было научить так, чтобы все узнали.

В день зарплаты наш дед ему сказал, что это большой риск – собирать деньги в штабе полка, т. к. кэп будет негодовать за воровство у солдат. Ротный дал команду посадить «богатых» гвардейцев на центральном проходе, как на занятия по ОГП, чтобы они по одному заходили в комнату сержантов на аудиенцию с командиром роты и сдавали по 430, начиная с первого, моего взвода.

Дед наш дал другую команду: тормознуть кассу, а как, его не заботило. Перед ним отвечать за свое отделение будет каждый сержант. Я со своим взводом, пока ротный готовился обогатиться, провел инструктаж: первый, кто войдет, должен сдать без вопросов, второй спросить о цели сдачи денег, третий – повторить вопрос второго, четвертый спросить о руководящей инструкции, на основании которой офицер забирает деньги, пятый – повторить слова предшественника, шестой должен поинтересоваться, а есть ли разрешение комбата, седьмой чтобы спросил, а что, если узнает командир полка или дивизии? Эти вопросы они должны были задавать по нарастающей. В конце первого отделения взвода сидел мой человек, он должен был повторить все вопросы сразу, и он был готов это сделать.

Каждый заходивший к ротному проводил у него все больше времени, а когда мой солдат, зашедший восьмым, вышел через пять минут пребывания на аудиенции у командира, то сказал, облокотившись на дверь:

– Эй, пидоры, идите забирайте свои деньги, которых незаконно лишились!

Мальчик в погонах испугался и все вернул. Я тормознул ротную кассу, которая целиком досталась деду, и уже ротный просил у старослужащего денег на пасту, щетки, станки, кроссовки, а дед деньги давал и ездил вместе с шакалом это покупать, надзирая за качеством расходования средств. Думаю, этот случай и позволил в дальнейшем изобрести ОНФ, ведь в нашу часть заглядывал даже президент государства.