Людвиговна ушла на пенсию. В один момент зашла в кабинет, сказала: «Задрали» и пошла к Паблу Васильевичу с заявлением об уходе. Иван Иванович так же вскоре уволился, пошёл работать в программирование, и, на самом деле, человека с таким интеллектом ждали все страны мира. Иногда мне казалось, что у него самого периодами подкатывали панические атаки, но он их тщательно скрывал и, действительно, зимой он ушёл из больницы. Мне было грустновато. Когда ты находишься в постоянном напряжении, потеря соратников из боевого отряда, ценных умов, с которыми всегда можно было посоветоваться, оставляла внутренний след. Мы варились в котле почти без выходных, но восполнение находилось в ещё более страждущих людях и твоих возможностях облегчения их страданий.

Мы с Аней теперь были в одном кабинете. Это было замечательное время. Мы много болтали и философствовали о жизни. У меня не складывалось с мужчинами, один был краше другого.

– Маш, ну зачем ты говоришь, где ты работаешь? На этот вопрос отвечай: я бьюти-блогер или – просто красивая. Зачем сразу рубить на корню?

– Ага, точно, я раз уже так попробовала – опростоволосилась. Прихожу на свидание, мужчина симпатичный, вроде, с виду хорош собой и, что ты думаешь, он спрашивает: «Где ты работаешь?». Я, чтобы сразу не пугать, отвечаю: «Я бьюти-блогер». Он со знанием дела решил поддержать разговор и задал вопрос: «О, круто, а какие ты журналы читаешь?», а я кроме «Нейроньюз» ничего и не читаю, времени нет, о зарубежных исследованиях, думаю, ему будет вряд ли понятно, ну, на ум мне пришел «Кул Герлз», который лет пятнадцать уже не выпускают, он развернулся и, с недоверием и уличением меня во лжи, спросил:

«Эээээээ… Так давно уже не выпускают». Вопрос: откуда мужик знает, какие журналы женские выпускают???? Откуда эти знания???!!!!

– Да, хороший вопрос, – вскинув голову и начав завязывать резинкой непослушные кудри, констатировала она. – Понимаешь, мужчинам нужна лёгкость в женщине, мы музы. Вот посмотри на наших истеричек – они манипуляторы, и рядом с ними всегда приличные мужчины, а мы с тобой впахиваем с утра до ночи, лечим, спасаем и, к сожалению, в дурдом уж точно не приедет принц на белом коне, ну только если подлечиться или покапаться. Контингент так себе, а с докторами ни то, что роман завести, трахнуться не с кем.

Аня всегда любила вставить очень хлесткое словцо. Ей было тридцать шесть лет. Из обеспеченной семьи, всегда одета «с иголочки», у неё было прекрасное чувство юмора и блестящие клинические знания. Она всегда мне помогала. Когда почти 24 часа в сутки на все выходные и праздники находишься в отделении, твоей семьёй становится работа. Самое преданное, что у тебя есть – это работа, а самое ценное – это твои мысли. Олег Иванович появился на пороге ординаторской.

– Милые мои леди, к нам поступление от Павла Васильевича, пациента буду вести я, но вы за ним присматривайте, он не для нашего отделения.

– Да, шеф, – в один голос сказали мы. Мы любили Олега Ивановича, он был очень душевным человеком. Много курил и любил вечером за ужином дернуть рюмочку коньячка, но он был настоящим и искренним, он старался помочь каждому, на таких людях держался мир. У нас в отделении были уже свои постоянные клиенты. Римма Марковна, с тревожно-депрессивным расстройством, душевная тревожная женщина шестидесяти лет, которую всю жизнь гнобил муж. На каждом обходе Олег Иванович делал ей комплимент, мы все его поддерживали, и она, смущаясь, расцветала, очень часто людям важна не терапия, а вовремя сказанное доброе слово, понимание и поддержка. Гробовая, девочка семидесяти восьми лет, с органическим тревожным расстройством, у которой был непутевый сын, она госпитализировалась с огромным удовольствием, всегда в шерстяном платочке и обруче, она радостно нас приветствовала, это были мои пациенты, я вкладывала в них душу и нарушала закон, назначая им двойную порцию таблеток, чтобы хватало на выписку, так как денег у них не было ни копейки.

Однажды летом Гробовая зашла в ординаторскую и принесла мне клубнику, пряча её, там было где-то штучек семь маленьких клубничек, она так с надеждой протянула их мне и стареньким голосом, в котором слышалась мольба, промолвила:

– Федоровна, это ко мне приходила дальняя родственница и принесла, отведайте, пожалуйста.

Я понимала, что Гробовая за последние лет пять точно её не пробовала, так как фрукты ей не по карману, на пенсию особо не разгуляешься. Я наотрез отказалась, глаза её наполнились слезами:

– Я так Вам благодарна, Вы столько для нас делаете, прошу Вас.

– Только при условии, если мы сейчас её вместе начнём есть, – для неё было крайне важно – отблагодарить, поделиться самым ценным.

– Мария Фёдоровна, я Вас так люблю, скушайте, верите, я каждый день за Вас молюсь, после вашей терапии у меня не так болит душа.

Каждый день в 8.15 был обход. Заходим в последнюю ВИП палату, вижу пациента, отрекомендованного Паблом Васильевичем, – парень тридцати пяти лет, хорошо одет, и с виду в жизни не скажешь, что он болен, кучу комплиментов отпустил, многоречив, Олег Иванович поинтересовался о его самочувствии, и мы отправились в кабинет для обсуждения динамики и корректировки лечения пациентов.

– Олег Иванович, да он в дымину болен, он не для нашего отделения, у нас же оно открытое, а он в мании, – начала я.

– Вижу, но диагноз поставили – циклотимия, смотрел его профессор, сказал – удержится. Павел Васильевич приказал ему здесь лечиться, молодой человек – сын прокурора области, не можем ослушаться, Вы же знаете, как наше начальство любит угождать чинам, что я могу поделать? – осунувшись, Олег Иванович печально вздохнул.

– Но как же быть? Если что случится, это же на наши плечи ляжет ответственность.