Она открыла глаза… но прежде чем ахнуть от вида простирающейся под ногами бездны, женщина заметила птицу. Огромная темно-серая скопа приземлилась на камень и уставилась на нее, будто Елена Николаевна сидела в ее гнезде. Рябая полоса на ее груди вздыбилась, птица нахохлилась и сделала шаг по направлению к женщине. На скользком камне она чувствовала себя гораздо лучше Гейкиной.

Елена Николаевна отвернулась. Спасительный отрог был совсем рядом, но она по-прежнему не осмеливалась на прыжок. Чувствуя в ногах тяжесть, Гейкина начала дышать. Резко, быстро, с выдохом, как учили Леонида Розгина. Так, на короткое мгновение ей удалось привести свое сознание в порядок. Птица приблизилась. Ее подход был столь же агрессивен, как и намерение Кочкина открыть запретную дверь. «Каждый доигрывает свое!» – подумала Елена Николаевна и ощутила, как птица клюнула ее в сапог. Твердый клюв не пробил защитную обувь с первого раза, но скопа не отступила. Она взъерошила перья и клюнула с еще большей злостью. На этот раз удачно. В сапоге появилась дырка, и Елена Николаевна почувствовала ее пальцем.

Страх внезапно оставил ее. Потревоженная птица ринулась в атаку, а Гейкина, пересилив себя, прыгнула. Вес тела переместился на плоский камень, ее колени подогнулись, и она упала, едва не потеряв равновесие. Птица осталась на месте, будто обрыв между двумя камнями разделял ее территорию. Когда Елена Николаевна открыла глаза, она нашла себя прильнувшей к скале, а под собой длинный широкий камень, над которым начинался отрог. Птица еще стояла на краю уступа и с презрением наблюдала, как женщина вспоминает всех Святых.

Солнце скрылось за горами. Быстро темнело. Елена Николаевна лезла по отрогу к вершине скалы.

Глава 9

Вокруг озера. Юра Насморк.

– У-у-у-а-а-а! – Юра разорвал тишину будоражащими звуками.

Совершенно не заботясь о том, что может привлечь внимание окружающих, он ревел, извергая из себя нечистоты.

– У-у-у-х, мама Зю, – хрипел ненормальный. – Щас отвезу!

В очередной раз Юра расположился на дереве, на самом удобном суку и над самой красивой машиной. Теперь на ее значке вместо буквы «L» значились четыре одинаковых кольца, но для Юры это не имело никакого значения. Он знал, что пакостит, и чувствовал, что не зря. Хозяин этого автомобиля пакостит не меньше, ибо, не напакостив кому-либо, как предполагал Юра, машину с таким кузовом, на таких огромных колесах и в таком поднебесном цвете, не купишь. Машина словно была из золота, и когда он к ней подошел, она передала импульс, благодаря которому Юра сразу понял, что стоит перед тем, что искал весь вечер.

Сегодня люди на набережной были скучны и не интересны, и оттого его живот охватила паника. В то время, как он сидел на суку, ему вспоминались эпизоды из детства. Разные эпизоды, наполненные радостью, любовью и вечностью. Многие из них являлись ему только со спущенными штанами.

– Мама Зю, щас отвезу! – линчевал Юра. – Козе на возу, и Маньке на косу.

Мысли его плыли по облакам, мозг работал не хуже, чем у пьяной леди, и все Юре нравилось, если бы не одно «но». К нему внезапно подкралось чувство самосохранения. Редчайшая особенность организма сказала ему, что нужно исчезать.

Юра в скором времени завершил дела, натянул штаны и спустился с дерева. Дорога была пуста, и причин для беспокойства он не видел. Но тут в сознание вновь вернулся тревожный сигнал, и на этот раз чувство полыхало не хуже, чем приступы панкреатита. Юра испугался. Он ощутил себя растерянным, сам не зная с чего.

– Ма-ма Зю, – промямлил он. – Ма-ма Зю.

Он покрутился по сторонам и вдруг понял, что боится вовсе не хозяина машины. Любой нормальный человек, взглянув на него, поймет, что с него нечего взять. Даже идиот иногда понимает, что он идиот, а Юре внушали это с детства. Он боялся совершенно не людей. В его памяти возник образ существа, карабкающегося по скале вверх, и по спине промчался тонкий, но отчаянный холодок. Юра всегда ощущал его, если боялся. Его живот булькнул, ноги размякли, и сам того не замечая, он пустил в штаны то, что не успел выпустить сидя на суку. Теплая жижа согрела его правую ногу, но увереннее от этого Юра не стал. Его по-прежнему преследовал страх, и он чувствовал, что зарождается он не просто так. Рядом с ним действительно что-то происходило.

Он посмотрел на небо. Над горой висела луна, и едва Юра успел вспомнить о волках, как на дороге, преграждая путь домой, появилось дикий зверь. Возможно, кому-нибудь другому, ребенку, женщине, деду или бабке, зверь показался бы собакой. И кто-нибудь попробовал бы дать ему корку хлеба или кусок колбасы, надеясь на то, что животное отключит свое внимание на еду. Но Юра сразу уследил отличие. Настолько смелой и хладнокровной собака быть не может.

Волк сел посередине дороги.

Юра не хотел идти вокруг озера. Такой длинный путь займет всю ночь. В то же время идти на волка казалось ему полным безумием. Он не знал, что у зверя на уме, но по впалым бокам и скомканной шерсти догадывался, что тот был потрепан жизнью не меньше, чем сам Юра по юности. Нелегкое положение усугублялось безлюдностью. Поселок точно вымер. И если еще до того, как он влез на дерево, со стороны набережной слышалась музыка и гам, то сейчас близ озера раздавался только один звук – стрекот кузнечиков.

Но кое в чем Юра ошибся. Когда его правая штанина остыла, а луну заслонило облако, кто-то грубо взял его за шиворот. Юра едва успел понять, что происходит, как очутился в воздухе. Ворот перетянул ему шею, его лицо побагровело. Он задергал ногами в надежде встретиться с опорой, но все было тщетно. Удушье мигом охватило его тело. Юра шлепал губами, пытаясь закричать. Потом так же безуспешно он пытался вдохнуть. Брыкаясь и пинаясь, он провисел до тех пор, пока глаза не полезли из орбит. Его тело оказалось в агонии, после чего он потерял половину чувств и обвис, как измученный червяк на крючке.

Хватка ослабла, и Юра встал на ватные ноги. Он с трудом вобрал в грудь воздуха. Глаза вернулись в надлежащее место. Юра поднял голову и прокашлялся. Волк сидел и наблюдал за происходящим, как зритель в кинотеатре. Но удивительно было другое. Когда Юра пришел в себя, он обнаружил, что за его мучениями наблюдал уже не один волк, а три. Все звери расположились на проезжей части, перекрывая путь к поселку. От такого поворота событий Юра опешил и забыл, что в момент опасности нужно кричать. В его сознании замешкался школьник, не способный отличать отвертку от молотка. С испугу он забыл, куда бежать, и что делать и вдруг совсем потерял страх. Юра сделал шаг вперед, после чего был развернут грубой силой и очутился лицом к лицу с тем, что он называл безлюдностью.