– Глупый ты человек! Бог сотворил крысу, чтоб убедить подобных тебе невежд в своем всесилии! И вообще, держи язык за зубами, иначе, гляди, как бы бог не переселил твою душу после смерти в ту самую крысу!
– пригрозила борода.

– Для этого хватило бы ему и одной крысы, - сбавил тон Булика.

– Брось крысе сахар, у меня вышел весь!
– сказал больной No 2.

– А может, "раковую шейку" ей поднести? Не выскочат ли у нее прыщи? спросил с презрением Булика, вновь поворачиваясь к собеседнику.

– Все живое на свете - творение божье, - ответил тот назидательно, и жить нам следует в полной гармонии.

Покончив с сахаром, крысы стали обнюхивать тумбочку Бачаны, но, не найдя там ничего съестного - Бачана не успел еще обзавестись запасами продуктов, - перекочевали к владениям больного No 2. Однако и здесь не оказалось ничего подходящего, и тогда они принялись грызть ножку тумбочки.

– У, чтоб вам провалиться!
– взвизгнул вдруг больной No 2 и с такой силой запустил в крыс башмаком, что перепуганный Булика схватился за сердце.

– Не нарушай гармонию, батюшка!
– сказал он с иронией и на всякий случай подложил под язык таблетку нитроглицерина.

– В чем дело?
– спросила вошедшая на шум фельдшерица.

– Уважаемая Женя, - обратился к ней взволнованно больной No 2.
– Или защитите нас от этих презренных тварей, или поставьте мышеловку!

– Что вы имеете в виду?

– Конечно, не "Мышеловку" Важа Пшавела! Спасите нас от крыс. Невозможно терпеть дальше их присутствие!

– Что вы, батоно, тридцать лет я работаю здесь и ни разу не видела ни одной мышки!

– А я и не говорю о мышах. Речь идет о крысах!
– объяснил Булика.

– Тем более!

– Заявляю вам, здесь полно крыс!
– повторил настойчиво больной No 2.

– Чей это башмак?
– ушла от ответа фельдшерица.

– Мой, уважаемая Женя, мой башмак, я хотел убить им крысу!

– А как же насчет "не убий", батюшка?

– Заповедь эта не нуждается в ваших комментариях, уважаемая Женя, а вообще-то говоря, женщина в вашем возрасте должна отличать человека от крысы!
– обиделся больной No 2.

– Мой возраст - не ваша забота!
– взорвалась Женя.
– И я фельдшерица не по крысам! Хотите лекарство - скажите, а насчет мышеловок и стрихнина обращайтесь к завскладом!

– У нас теперь в палате писатель. Он, наверно, скоро придет в себя, увидит все собственными глазами и пропечатает вас в газете!
– пригрозил Булика.

Фельдшерица подошла к койке Бачаны, присела на постели и пощупала его безжизненную руку.

– Эх, куда уж ему...
– вздохнула она.

– Откройте, пожалуйста, окно, недавно он очнулся и попросил воздуха, - вспомнил больной No 2.

Женя быстро вскочила с койки, подошла к окну и широко распахнула его.

В комнату ворвался свежий, живительный, настоянный на цветах акации воздух. В палате запахло весной.

– Встань, поднимись!
– позвал сидевшего на лестнице Бачану чей-то очень знакомый голос, и он последовал этому зову. Лестница вывела его на небольшую поляну, окруженную цветущими акациями, усыпанную кровавыми маками. Среди маков стоял белоснежный, с роскошной гривой жеребенок. Он нетерпеливо бил передней ногой об землю, словно подзывая Бачану к себе.

– Иди сядь на меня!
– услышал Бачана. Он сел на жеребенка, обнял его руками за шею и головой приник к шее. Жеребенок понесся. Гулко зацокали неподкованные копыта. Он примчал Бачану к белому храму и заржал так, словно забили тысячи больших и малых колоколов. Распахнулись врата храма, и появилась богоматерь с младенцем на руках. "Господь мой", - подумал Бачана, опускаясь на колени...

...Очнувшись, Бачана увидел фельдшерицу в белом халате, считавшую ему пульс. Он чувствовал, как текла по жилам кровь и как где-то около сердца движение ее замедлялось, натыкаясь на невидимую преграду. Но кровь упорно пробивала себе дорогу, напирала на окружавшие ее стенки. Течение крови становилось все сильнее, быстрее. Теперь она не текла, а билась, струилась, кипела так, что у Бачаны даже разболелись виски. Но это была иная, особая боль. И Бачана понял, что покинувшая его жизнь возвратилась, вошла в комнату, уселась к нему на койку и коснулась его груди. Все это Бачана сперва почувствовал, затем услышал, а потом уже увидел.

– Здравствуй!
– улыбнулся он возвратившейся жизни.

– Здравствуйте!
– вырвалось у фельдшерицы и обоих соседей. И было в этом "здравствуйте" все - неожиданность, радость, удивление.

– Здравствуйте!
– повторил Бачана, улыбнувшись людям.

– Вернулся!
– сказал Булика.

– Вернулся!
– подтвердил Бачана.

– Где же вы изволили быть?
– поинтересовался Булика.

– Наверное, в Вифлееме!
– улыбнулся Бачана.

– Он, кажись, и теперь там!
– погрустнел Булика.