– Такое ощущение, – продолжала, чуть успокоившись, Ирина, изредка всхлипывая, – что никого, кроме папы, для него не с. не существует! Да будь он проклят, этот папа! Ты попробуй вот так поживи год д. другой… Да ты с ума сойдёшь! Мне, например, уже чуть-чуть оста. осталось. Второй год пошёл, как я на взводе, – мало болячек, так ещё и это! С сада вернётся – сидит на подокон. на подоконнике, на улицу выглядывает, ждёт, пока папа приедет. «Сынок, говорю, давай я тебе сказку почита. почитаю?», «Не хочу, – говорит, – я буду ждать (тут она не сдержалась и продолжила уже навзрыд) я буду ждать папу!». Как ему объяснить, что мама прогнала папу, потому что тот свой член во всякую щель совал, – не стеснялся гадить и в собственном доме, а? Как!?

– Ира, доченька, ну что ты так заводишься? Это пройдёт. Он повзрослеет, поймёт. Успокойся, моя хорошая…

– Не повзрослеет, мама! Не повзрослеет, потому что я не доживу до этого дня! Потому что ребёнку нужен отец. Мальчику нужен отец, и – точка! Меня больше не хватает, мама. Я с ним с ума сойду! Стыдно перед соседями! Стыдно! Кто зайдёт в гости из мужчин, или почтальон телеграмму несёт, а этот в ноги: «Ты будешь моим папой?».

– Ты о нём, да?

– О нём, да! Ты его не знаешь…

– Доча, я сто раз тебе говорила: дерьмо-человек. Ты не понимаешь, я – понимаю! Благо, большую часть жизни уже прожила и соображаю в людях. Говно-человек!

– Да что ты такое мне говоришь?! А то я не знаю, как вы с отцом жили; не вижу, как сейчас живёте? Разве это – жизнь? Ты этого для меня хочешь? Такой семейной жизни ты хочешь для своей дочери и внука? Ну, что ты молчишь? Ответь мне!

– Ирина, по крайней мере, у вас был отец – родной отец. Это большая разница: отец и отчим. Ни один нормальный мужик не станет бросать семью с тремя детьми… Ира! С тремя детьми! ради другой женщины. Я делаю для себя вывод, что оно – говно! Ира, говно! Неужели ты не понимаешь, что и с тобой он поступит также, попадись ему та, которая пригреет, приголубит? На кой хрен ты ему всралась со своим ребёнком, а? Ну ебётесь вы – ебитесь дальше, я вообще в ваши личные дела не лезу. Ну а ребёнку зачем жизнь коверкать?

– С тобой бесполезно о чём-либо говорить. Я тебе одно, ты мне – другое. Мы опять вернулись к тому, с чего начинали. Что мне тебе объяснять? Я устала… Мамочка, я просто устала…

Женщина, минуту назад начавшая понемногу успокаиваться, снова сорвалась на рыдания в голос и закрыла лицо руками. По щекам обильно стекала тушь для ресниц, оставляя уродливые меандры. Любовь Сергеевна, тяжело вздохнув, вышла в другую комнату и выждала, пока Ирина успокоилась. Осторожничая, она вернулась с платком и протянула его дочери.

– Всё наладится, – снова присела рядом. – Да, трудное время. Не тебе одной тяжело. Погоди немного, мы с отцом что-нибудь придумаем. Может, туда дальше я магазин открою. Слыхала? Сейчас, люди говорят, могут передать коммерцию в частные руки. Ира! Ирочка, ну хватит так убиваться! Если ты о деньгах переживаешь – справимся! У меня очень хорошая идея, Ира!

– Да, мама! Да какие деньги!? Не из-за денег! Какие деньги? – вспыхнула женщина, – Сварщик он! Я и сама справлюсь, при чём тут деньги!?

– Да неужели же ты думаешь, что ему нужен такой отец?

– Да! Такой! Настоящий мужчина, мама! Мужчина! Я не справлюсь одна.

– Делай, что хочешь, – вздохнула пожилая женщина, отстранила дочь и, с трудом подняв старое тело от дивана, прошла в кухню.

День подходил к концу, в окнах заметно стемнело. С силой ударилась калитка, притянутая пружиной – вернулся Николай Данилович с внуком.

Оставив мальчика на женщин, он, что-то недовольно выговаривая себе под нос, прошёл к себе в комнату и не выходил уже до ужина.

Когда вернулись?

– Когда вернулись?

– Вчера поздно ночью. Отец привёз.

– Как съездили? Что говорят?

– Никто ничего не может сказать однозначно. Один говорит, с возрастом пройдёт. Второй назначил электротерапию. Третий травы и таблетки. А что у него – не ясно. Говорю, доктор, неужели нельзя выяснить диагноз? Ребёнка дёргает сутки напролёт, ребёнок с шумом выдыхает воздух, сокращает мышцы шеи, рук, неестественно моргает. Ваше лечение, говорю, не помогает! А он, как дурак: «Год – это мало. Здесь требуется серьёзная и продолжительная терапия…». «Так назначьте курс!». А он: «Чтобы назначить курс, милочка, нужно поставить диагноз, нужно знать болезнь». Так ставьте! Говорю, узнавайте! Ну сколько можно мучить людей?! А он: «Как, если мы не видим симптомов? Не можем отследить ничего, – только ваши слова? Сейчас ребёнок сидит нормально. И при наблюдении он ведёт себя нормально». Конечно, говорю, нормально, потому что сконцентрирован. Он умеет держать себя в руках, а как забывает об этом – снова весь, как марионетка. Даня, спрашиваю, что ты делаешь? Тогда перестаёт. Чуть пройдёт время, и – снова.

– Ну, хоть что-то сказали?

– Всё по-прежнему: невроз навязчивых движений.

– Что делать будешь?

– Как обычно: дважды в неделю в город на электрофорез, дома – по рецепту, да эти пустырник, валерьянку, всякая чушь. Слушай, Лен, ну сейчас – в школе; многие уже привыкли, не обращают внимания. А – с девочками начнётся? Тогда – что? А если до того времени не пройдёт у него это? А в армию идти!? Ему же там жизни не дадут! – Ирина заплакала, присев на предложенный подругой стул.