Шрифт:
– Ой, Леночка! Да как же… раньше-то и не задумалась об этом. Ему же там голову сломают!
– Да погоди ты, Ира! Времени ещё до того – восемь лет! За восемь лет многое может измениться. Я слышала, могут вообще перевести всю армию на контрактную основу.
Говоря это, Ли набрала воды и установила чайник на плиту. Затем обернулась к подруге и, дождавшись, пока та успокоится, предложила выйти на веранду. Там прикурила сначала себе, затем протянула зажигалку и сигареты Ирине. Выпустили синие клубы – прямо под шифер навеса. Молчали. Стало легче. Засвистел чайник, вскипев.
– Я сейчас.
Непрестанно открывая и закрывая пачку L&M, Ирина отвлекала себя от тяжёлых мыслей. Вернулась подруга. Следующие двадцать минут они вспоминали что-то своё, отвлечённое, обсуждая. Перед уходом младшая из них замялась и, как бы невзначай, попросила Елену одолжить немного денег.
– А Толик что же?
– Не знаю. Там алименты, у него же четверо. Ждёт предложения. Вроде должны дать место учителя в школе. В следующем году. Посмотрим…
– Мама?
– Ну, да. А – кто же!?
– Ира, много не дам: шестой месяц без зарплаты. Сама знаешь. Скоро все по миру пойдём.
– Я верну, Лена. К концу года, должно быть. Дважды в неделю возить его к врачам – непосильная нагрузка. Мама сейчас в Тынде. В понедельник звонила, говорит, скоро вернётся.
– Ты не говорила. В отпуске?
– Да. Я сама за ней не успеваю: ей то магазин с пивом открыть, то ларёк с сигаретами, то молоко на рынок, то на север свитерами торговать. Вообще на месте не сидит! Мне стыдно, Лена! Отец тоже на пределе. Я бы и сама с ней, или даже взамен. Да куда же я ребёнка дену? На кого оставлю? С Анатолием что-то разлад какой-то вышел, не пойму. По началу души в нём не чаял, а теперь и не замечает вовсе. На днях вообще скандал вышел! Голова кругом… что делать – ума не приложу.
– Да что случилось-то!?
– Данил принёс ему конфет, а тот гаркнул на него, – так, что ребёнок чуть в штаны не наложил со страху. Пришёл ко мне, плачет. Что, спрашиваю, случилось? Папа, говорит, кричит на меня. Толик, спрашиваю, в чём дело? Ни в чём, говорит. Еле выпытала у Данила. Оказывается, тот ему конфет принёс, а Анатолий не стал их брать. Сказал, что руки не вымыл. Но это я так знаю. Как оно было на самом деле, не говорят. Ни тот, ни другой.
– Ира, возьми.
– Спасибо, Леночка! Выручила! Как ссуду оформлю, всё верну. Даст бог, к концу года строиться начнём. Мама помогла с землёй. Анатолий губы надул. Обещал найти хоть что-то до конца месяца. Пока со школой не решится.
– А что это вдруг? Стыдно стало?
– Лен, прекрати. Он – мужчина. Конечно, тяжело без работы. Да и с работой тоже не легче – такая обстановка!.. А так – то там подшабашит, то там. Деньги – как песок сквозь пальцы: не успеваю следить. Он зарабатывает, Лен. Хоть что-то, понимаешь?
– А с Юлей как?
– С ней-то что, с ней – хорошо. Его же.
– Ну, она вообще – вылитый Кныш.
– Да. Одно лицо. Ну, счастливо! Ещё раз спасибо!
– Пока.
– Ты не будешь калитку закрывать?
– Нет, оставь. Просто прикрой её. Я потом сама… Да, так оставь.
Интермеццо: сатир
– Даня, привет!
– Здравствуйте…
– Как себя чувствуешь? Ба! Да ты горишь!..
– А вы кто?
– Зашёл помочь. Сделаю тебе горячий чай. Бараний жир есть?
– Да, в банке, в холодильнике. А вы друг моей мамы?
– Да, – мы с ней давно знакомы. Она очень переживает за тебя; попросила зайти и проведать, как ты тут. Температура, да? Сколько?
– Тридцать девять и девять. Откуда вы знаете, где у нас чай?
– Я вырос в этой квартире, я тут всё знаю. Хочешь, скажу, где твои игрушки?
– Где?
– В шкафу, в маминой спальне.
– А вы угадаете, где лежит папин фотоаппарат и шахматы?
– Мне не надо гадать, я – знаю: в зале, на самом верху. В шкафу. Только он не папа. Там ещё его инструменты, паяльник и ИЖ-76, переделанный в боевой.
– Какой чиж?
– Такой, который ты нашёл месяц назад на мосту. Помнишь?
– Это был не чиж. Это пистолет. Я нашёл его, когда ходил к зубному. Он лежал в траве, между перилами и бордюром. Под листьями. Я отдал его папе, когда вернулся.
– ИЖ, да. Завод такой в Удмуртии есть.
– А это далеко?
– Отсюда не видать.
– А тридцать девять и девять – это сколько?
– Это много, малец. Это много.
– Это страшно?
– Нет. Давай сахар. Ага. Подожди, пускай чуть остынет.
– А вы куда?
– В туалет. Сейчас вернусь.
– Пьёшь?