Хоть я и старалась войти бесшумно, ни коим образом не привлекая его внимания, всё же спустя минуту он должен был обратить на меня внимание, выглядывающей за дверью, но этого не происходило: он продолжал неподвижно лежать, не замечая ничего вокруг. «Может, ему тоже снились кошмары», подумала я. Не в силах больше ждать, я, громко топая, подошла к нему и посмотрела в упор. Наконец, он зашевелился, протер глаза и спросил, который час. Было ранее утро, родители еще спали, и я продолжала внимательно изучать выражение лица брата.

– Вам тоже снилась огромная рыба, поглощающая город?! – внезапно с жаром воскликнула я. Да, звучит забавно, но это видение действительно доставило мне жуткие переживания.

– Что-о-о? – лениво и безучастно протянул мой брат. Кажется, это был один из тех немногих моментов, когда я его раздражала, хотя я, вроде бы, ничего такого не сделала.

Почувствовав, что мне не рады, я медленно вышла из комнаты, по-прежнему исподволь наблюдая за братом. До чего странно он порой себя вёл! Если у кого-то из близких ему людей не было настроения, он не оставлял в покое до тех пор, пока человек не улыбнулся бы, а сам не любил, когда его донимали в такие минуты.

К завтраку он тоже не пришёл в себя: сидел угрюмо и неохотно ковырял кашу. Отец пару раз делал резкие замечания, чтобы он сел ровно и ел как подобает, мать по-прежнему на перемены настроения своих детей не обращала внимания.

Нельзя сказать, что наша мать нас не любила: это было бы слишком грубым и жестоким упрёком. Скорее, она нас любила так, как могла.

Наша мать была высокая, худая женщина, которая могла бы выглядеть гораздо моложе своих лет, если бы не вечно утомленно-равнодушное выражение на её лице. В целом, многие открыто отмечали, что внешне она была посредственна. Она преподавала географию в ближайшей к нашему дому школе, в которой уже на тот момент учился мой брат, и была одной из тех учительниц, которые не были ничем примечательны, не оставляли никакого следа в душах своих учеников и о которых забывали, как только звенел последний звонок. В то время, как преподавательницы, преданные своему делу и небезразлично относившиеся к успехам своих подопечных, собирали тонны букетов, коробок конфет и других различных подарочков на праздники, наша мать приносила домой скудные презенты, преподнесённые подлизами, которым нужны были от неё оценки повыше.

Наша мать редко нас целовала и обнимала, никогда с нами не игралась, но и ругала нас не часто, хотя второе, естественно, происходило значительно чаще. Казалось, она абсолютно ко всем относилась равнодушно. Бывало, её можно было увидеть радостно обнимающей и целующей маленьких детей, но это она делала из вежливости к их родителям.

Иногда я ложилась к ней на колени, и она скованно проводила ладонью по моей голове, и мне после этого немного становилось легче, хоть мы обе так поступали скорее из чувства долга, нежели из нежности. Пару раз в жизни она искренне меня целовала и говорила ласковые слова, и после этого я тут же убегала и рыдала в своей комнате, хоть и толком не понимала, что вызывало у меня такие чувства. К её ругани я всегда относилась равнодушно и слезу пускала разве что в раннем детстве.

К моему брату она всё-таки относилась теплее: она часто не скрывая восхищалась своим красивым сыном, любовалась его точеными чертами лица, темно-зелёными глазами, каштановыми прядями, отливающими медью при лучах солнца. Лишь веснушки на носу смущали её; бывало, она упорно боролась с ними против воли моего брата, втирая сметану или ещё какие-то средства, но в конце концов сдалась. Нередко она сравнивала его с другими детьми, расхваливала его, с гордостью заявляя, что другие на его фоне блекнут по всем параметрам. Но мой брат явно чувствовал в этом что-то едко неприятное: в ответ он лишь смущенно улыбался, а затем уходил в себя и становился грустным.

По строгости натуры наш отец даже превзошёл нашу мать: от него невозможно было ждать ни искренних подбадривающих слов, ни слов восхищения о том, какими прекрасными детьми (по крайней мере сыном) он одарён. Пару раз он чуть ли не открыто передо мной делал моей матери замечания о том, что моя внешность оставляла желать лучшего, и выражал надежду, что с возрастом я хоть немного похорошею.

Однажды я подслушала, как наш отец делился своим мнением по поводу правильного воспитания детей. Наш отец считал, что любое ласковое слово может изнежить ребёнка, а он хотел, чтобы его дети выросли серьезными, жесткими людьми, особенно сын, к которому он был ещё более строг. Наш отец упорно пытался сделать моего брата таким же сухим, материалистичным, равнодушным ко всем радостям и слабостям человеком, каким он был сам, но все его попытки были тщетны, потому что мой брат родился его полной противоположностью, хоть, на первый взгляд, был так похож на него внешне. Мой брат порой становился немного резким и язвительным от такого воспитания, но это не меняло того факта, что он был обладателем золотого сердца, чем он притягивал многих, но не собственного отца.

Мне всегда хотелось верить, что это тяжелая жизнь заставила родителей зачерстветь. И у них действительно была нелегкая судьба: моя бабушка умерла, когда отец был ещё совсем юным. И, хоть мой дедушка был прекрасным человеком, отсутствие матери, я считала, отрицательно сказалось в воспитании растущего мальчика.

Но всё же гораздо сильнее мне было жаль нашу мать. Родители случайно познакомились через университетских друзей, и уже совсем скоро после их первой встречи наша мать, приехавшая на учебу в Ташкент из Андижана, навсегда оставила свой родной дом.

Первым ребёнком моих родителей был не мой брат. Наш дедушка рассказывал нам о наших старших брате и сестре, двойняшках Хасане и Зухры. Дети родились очень красивыми, и дедушка отмечал, что Хасан был точной копией моего брата (я спрашивала, похожа ли я на Зухру, но ответа на мой вопрос не было). Но, хоть двойняшки были наделены прекрасным обликом, здоровье их не было столь отменным. За их жизнь отчаянно боролись, но спустя несколько недель после рождения умерла Зухра, а вслед за ней, не выдержав без своей сестры, умер Хасан. Роды ослабили нашу мать, а потеря первенцев, пожалуй, навсегда лишило её радости. Повзрослев, я узнала, что наша мать пережила ещё несколько выкидышей до того, как наконец на свет появился мой брат, здоровый младенец, когда ей уже минуло тридцать семь лет. Первое время кормить малыша она не могла, и на помощь к ней приходила наша соседка, которая жила напротив нашего дома.