Раздался осторожный скрип ворот. Я вскочила с кровати так быстро, будто ждала этого сигнала. Я не успела разглядеть из окна, кто вышел на улицу, но была уверена, что это был мой брат. Чтобы не услышала моя мать, спавшая в соседней комнате, я на цыпочках спустилась по лестнице и бесшумно вышла во двор.

Меня пробрала дрожь. Кошмары прошлой ночи ещё не отпустили меня, и я засомневалась, стоит ли выйти одной. Но солнце, от которого, казалось, всё плавилось вокруг, приободрило меня, и я решила, что русалки в такое время не будут выплывать из арыков.

Брата не было видно. «Наверное, он успел свернуть за угол», подумала я и побежала в том направлении. И тут я лицом к лицу столкнулась с Сабиной, которая возвращалась из музыкальной школы.

– Вы видели моего брата? Он пошёл в сторону футбольного поля? – не поздоровавшись, спросила я Сабину и сразу осеклась, вспомнив, как дедушка всегда подчеркивал важность приветствия.

– Нет… Что-то случилось? А где все?

Я объяснила Сабине, что мы все устали и разошлись по домам, не уточнив, почему я вдруг решила, что мой брат снова выбрался на улицу. Не задавая больше никаких вопросов, Сабина начала тараторить про то, какое выдалось у неё занятие в тот день. В мельчайших подробностях она описывала замечания, сделанные её преподавательницей. Сабина боготворила её, хотя тогда я навряд ли могла это заметить. Единственное, что меня волновало – куда и зачем убежал мой брат, и изображать заинтересованность в музыкальных терминах мне становилось всё сложнее.

Нелегко объяснить, почему я не предложила Сабине отправиться на поиски беглеца, а вместо этого поплелась с ней в сторону её участка. Я тогда чувствовала что-то таинственно-священное в одинокой прогулке моего девятилетнего брата и не хотела, чтобы кто-то ещё знал о ней.

Дом семьи Сабины располагался в самом конце улицы ближе к полю. В отличие от нашего участка и огромной территории семьи Аскаралиевых, перед участком Умаровых были не прочные бетонные стены, а лишь проволочное невысокое ограждение. Крошечное пространство вокруг коттеджа практически полностью было занято тутовыми деревьями. На проржавевшем топчане сидел Джамал, усердно что-то прорисовывавший на тетрадных листках.

Мне ужасно не хотелось оставаться с Сабиной и продолжать разговор о её игре на фортепиано, но пока я пыталась придумать отговорку и вернуться домой или снова отправиться на поиски брата, Сабина успела забежать на кухню и вынести лепёшки с фруктами.

– Ты голодна? Могу налить тебе маставу5, если хочешь.

– Нет, спасибо, я уже пообедала, на самом деле мне пора… А что ты рисуешь?

Я наконец обратила внимание, над чем кропотал Джамал. Его рисунки всегда вызывали у меня недоумение. Порой они были достаточно красивы, но чаще всего Джамал, давно вышедший из младенческого возраста, оставлял на бумаге какие-то каракули.

– Пожар, – не поднимая голову, буркнул художник. Сабина улыбнулась жеманной улыбкой, которая обычно бывает на лицах матерей, когда их дети делают что-то неподобающее в обществе.

– Мне пора идти, – сказала я на этот раз более уверенно, – вечером ещё все соберёмся.

Неожиданно для меня Сабина совсем не стала протестовать. Пройдя со мной несколько метров, она попрощалась и вернулась к себе.

Дома я почувствовала, что меня клонит ко сну. После того, как я зашла в комнату брата и убедилась, что его нет, я легла на кровать и тут же заснула.

Разбудила меня мать. Наступило время поливать во дворе. Обычно этим занимался мой брат, а я подметала и расставляла подушки на топчане. Но чтобы не привлекать внимание к отсутствию моего брата, который так и не вернулся, я быстро спустилась, взяла в руки грязный шланг и начала работать.

Я успела привести двор в порядок, почистить овощи к ужину, отец должен был вот-вот вернуться с работы, а брата так и не было видно, что начало не на шутку меня беспокоить. Я ходила босиком по прохладному, влажному асфальту, проверяла по несколько раз, каждый ли миллиметр коснулась вода, полит ли каждый цветочек, аккуратно ли лежит каждая подушка. Моя мать вышла с подносом с едой. На улице послышались шаги, и я не могла разобрать, взрослый это человек или нет. Не зная, кого бы я предпочла увидеть в эту секунду, моего отца или брата, которого тут же увидела бы мать, я поспешила забрать у неё поднос, чтобы она быстрее вернулась на кухню к приготовлению оставшейся еды.

Наружная дверь скрипнула и во двор осторожно вошёл мой брат. Передав поднос мне, моя мать подошла к брату и начала кричать:

– Ты что, не заходил домой?! Всё это время был на солнце, просто невероятно! Весь горишь, всё лицо в веснушках! – с отвращением закончила моя мать.

Мой брат умыл руки, и даже не взглянув на меня, залез на топчан. Моя мать вынесла столовые приборы и чуть ли не швырнула их на стол.

Вернулся с работы мой отец, вымыл руки и тоже приступил к ужину. На наше тихое приветствие он едва кивнул.

Как и всегда, все ели молча. Мой брат ел быстрее обычного и явно хотел смыться из-под сверлящих глаз матери как можно скорее.

– Куда это ты собрался? На улицу больше не выйдешь, – грозно сказала мать, когда мой брат осторожно спускался с топчана.

– Он что-то натворил?

– С утра где-то шлялся на солнце.

Мой брат переминался с ноги на ногу, ожидая вердикт. Голову как обычно при разговоре с родителями он не поднимал.

– Пусть три дня из дома не выходит, – неожиданно просто сказал мой отец.