Бисила поджала губы.

— Полагаю, он тебе рассказывал много смешных историй о здешней жизни, — проворчала она, не отводя глаз от горизонта.

Кларенс изучала ее профиль. Что-то в Бисиле неизменно привлекало ее. Беспокойные ясные глаза и твердые губы говорили об уме, силе и решительности, хотя она казалась физически хрупкой. Лаха и Инико говорили, что она очень ответственна, трудолюбива и жизнерадостна, но Кларенс показалось, что ее гложет неизбывная тоска и печаль. Возможно, Бисила утратила смысл жизни, а вместе с ней и радость.

— Боюсь, родители рассказывали далеко не все... — призналась она.

Бисила искоса посмотрела на нее. Кларенс показалось, что Бисила всматривается в ее черты, и ей почему-то вспомнилась мамаша Саде. Сколько той может быть лет? Судя по всему, она несколько старше матери Инико. Но как же отличалась реакция Бисилы, когда та вспомнила ее отца!

— Знаете, что случилось со мной на днях? — спросила Кларенс. — Не знаю, рассказывал ли вам Инико. — Бисила удивленно подняла брови, а Кларенс продолжила: — В ресторане я встретила некую мамашу Саде. Она была уверена, что я ей кого-то напоминаю — какого-то человека, которого она знала в былые времена. — Она натужно улыбнулась. — Глупо, конечно, но я подумала, что она могла знать моего отца. — Кларенс выдержала эффектную паузу, но лицо Бисилы не выразило удивления.

— Ну, мамаша Саде знала слишком многих мужчин, — ответила она.

— Так значит, вы тоже знаете, кто он...

Бисила кивнула.

— А почему тебя так интересует, знала она твоего отца или нет? — спросила Бисила.

— Ну... — замялась Кларенс.

Она колебалась, но внутренний голос посоветовал быть честной. Да и почему бы не признаться, какая цель привела ее на остров?

Она уже открыла рот, чтобы ответить на вопрос Бисилы, но тут неожиданно вмешался Инико.

— Ах, вот вы где! — послышался рядом его голос. — Кларенс, нам пора, — сказал он, не глядя ей в глаза. — Мне хотелось бы добраться в Уреку до темноты.

Женщины направились к выходу. Аманда и Ховита почти насильно вручили им несколько свертков с едой и мешочек с кокосовым печеньем, которое так понравилось Кларенс. Те же веселые ребятишки, что их встретили, и даже в большем количестве, окружили их снова. Белая женщина стала величайшей новостью этого дня, а, возможно, и года.

В последнюю минуту Кларенс заметила, как взгляд Бисилы упал на простенькое ожерелье, которое Инико надел ей на шею, и на лице мелькнуло странное, но уже знакомое выражение. Кларенс гадала, означает ли это что-либо, или крохотная ракушка пробудила какие-то воспоминания. Глаза Бисилы заволокли слезы, и, прежде чем они покатились по щекам, Бисила крепко обняла Кларенс на прощание, словно они расставались на веки вечные.

Уже в машине Кларенс не переставала думать о Бисиле. Она жалела, что так и не отважилась подробнее расспросить женщину о ее жизни. Подавляющее большинство гвинеек возраста Бисилы не имели образования и занимались исключительно женскими делами: домом, кухней, обработкой земли и воспитанием детей. В лучшем случае, некоторые торговали на рынке. И, судя по рассказам Риэки, Мелании и Борихи, сейчас положение дел не слишком изменилось, несмотря на то, что конституция страны — в теории — охраняла и защищала женщин наравне с мужчинами, утверждая, что те и другие имеют равные права и обязанности. Однако, по словам ее новых подруг, на практике на их долю по-прежнему оставались одни лишь обязанности.

Но Бисиле каким-то образом удалось стать независимой, начать учиться еще в колониальную эпоху. Кларенс не знала, сколько могла зарабатывать женщина в те времена, но подозревала, что не так уж и много, причем ее заработок был еще и единственным доходом семьи.

Так как же удалось Бисиле в тех условиях поднять двоих сыновей без помощи мужчины?

— Ты так долго молчишь? — раздался над ухом голос Инико. — О чем ты думаешь?

Впервые после истории с банейскими ребятишками Инико обеспокоился ее душевным состоянием.

Белые линии по обочинам узкого асфальтированного шоссе змеились в зелени наползавших на дорогу кустов.

— Я думала о твоей маме, — ответила Кларенс. — Мне хотелось бы побольше узнать о ней. Мне она кажется совершенно особенной женщиной.

— И что же ты хотела бы узнать? — спросил он дружелюбным примирительным тоном, который Кларенс расценила как желание извиниться за недавнюю размолвку из-за монет.

— Ну, например, как вышло, что она живет не в Банее, вместе с родными? Как случилось, что она обосновалась в Малабо? Как она смогла получить образование? Сколько раз была замужем? Кто твой отец? А отец Лахи? Как ты жил в Сампаке?

— Стой, стой! — перебил он, притворяясь ошеломленным. — Слишком много вопросов сразу!

— Прости, но ты сам спросил, что мне хотелось бы знать.

Кларенс боялась снова рассердить его своим любопытством, но Инико вовсе не казался рассерженным.

— Моя мама, — начал он, — работала помощницей медсестры в больнице при плантации в Сампаке. Она вышла замуж за одного из тамошних рабочих. Там я и родился. Мой отец погиб в перестрелке, и мы перебрались в Малабо. Примерно тогда у нее была связь с каким-то мужчиной, от которого родился Лаха, но больше я об этом ничего не знаю. Она никогда не хотела об этом говорить, и мы тоже не горели желанием обсуждать эту тему. О своем детстве в Сампаке у меня остались довольно смутные воспоминания; я помню школу и бараки, где жили нигерийцы. Помню, что за мной присматривала соседка. Потом я много лет жил в деревне с бабушкой. Мне там нравилось больше, чем на плантации, потому что там я чувствовал себя свободным.