Шрифт:
Килиан дождался, пока его мать, высокая крепкая женщина, поднимет воротник тяжёлого пальто, чтобы закрыть горло. Он воспользовался этими мгновениями, чтобы бросить последний взгляд на фасад дома, стараясь сохранить в памяти каждую его черту: водосточные трубы по углам, окна в рассохшихся от солнца деревянных рамах, толстые каменные стены, закрытые ставни с заржавевшими петлями, железные скобы на двери, закреплённые тяжёлыми гайками, резной крест, высеченный в камне над дверным проемом...
Его мать с уважением отнеслась к этим мгновениям молчания — ведь Киллиану нужно проститься с домом. Наблюдая за сыном, она почувствовала укол страха. Каково придётся ему в другом мире, что так сильно отличается от того, который он покидает?
Килиан не был похож на Хакобо. Да, он был таким же физически сильным и энергичным, но не обладал властным мужеством старшего брата. С детства Килиан выказывал чувствительность и особую деликатность, которая с возрастом укрылась под налётом любопытства и демонстративной грубоватости, в которой он пытался подражать брату. Мариана знала, насколько суровы тропики, и, хоть и не хотела ограничивать его тягу к знаниям, не могла справиться с беспокойством, охватившим ее, когда она узнала о решении сына.
— Ещё не поздно вернуться, — напомнила она.
Килиан решительно помотал головой.
— Не беспокойся, все будет хорошо.
Мариана кивнула, взяла его под руку, и они пошли по неглубоким следам, оставленным в снегу Хакобо и Каталиной. Из-за необычайно бурной метели приходилось наклонять головы, говорить громко и не глядя друг другу в лицо.
— В нашем доме не осталось мужчин, Килиан, — сказала Мариана. В голосе не было упрёка, одна лишь горечь. — Надеюсь, ваши усилия не пропадут втуне...
Килиан почти не мог говорить. Наступали трудные времена для его матери и юной сестры: две женщины, на которых свалилось все бремя управления поместьем в самых суровых условиях, учитывая, что с каждым днём здесь оставалось все меньше народа. Два или три года назад молодёжь начала уезжать в большие города в поисках работы и лучшей жизни, вдохновлённая сообщениями в газетах: «Эль нотисьеро», «Эль эральдо», «Ла нуэва Эспанья» и «ABC», которые получали, пусть и с опозданием на несколько дней, наиболее зажиточные соседи.
Читая статьи и публикации, можно было представить, какое будущее его ожидает в этом забытом прогрессом месте, без привычных удобств, которых ему уже не хватало, хотя он даже не успел отъехать от дома. Килиан боялся неизбежной минуты расставания. Впервые в жизни он так надолго расставался с домом и с матерью и теперь чувствовал, как все тревоги последних дней вдруг смерзлись в желудке в тяжёлый ком.
Он завидовал Хакобо, проворству и решительности, с какими он собирал багаж.
«Здешняя одежда там не пригодится, — говорил он, — так что, думаю, тебе стоит взять только то, в чем поедешь и в чем будешь возвращаться, а также выходной костюм. А кроме того, там все намного дешевле, и ты купишь все, что захочешь». Килиан несколько раз складывал и вынимал вещи — рубашки, брюки, трусы и носки, желая убедиться, что выбрал нужное. Он даже составил список вещей, среди которых были даже набор бритвенных лезвий «Пальма» и лосьон «Денди», и прикрепил к крышке чемодана с обратной стороны, чтобы при необходимости вспомнить, что у него есть.
Но конечно, как отец, так и брат неоднократно ездили в Африку и привыкли путешествовать. А Килиан ещё не привык, хотя всей душой стремился.
— Если бы это не было так далеко... — вздохнула Мариана, крепко сжав плечо сына.
Шесть тысяч километров и три недели — сейчас они казались вечностью — время и расстояние, разделяющие родные горы Килиана и многообещающее будущее. Все, кто едет в Африку, возвращаются оттуда в белых костюмах, с полными денег карманами. Благосостояние семей уехавших растёт как на дрожжах. Однако это была не единственная причина отъезда Килиана; в конце концов, доходы его отца и Хакобо более чем достаточны. В глубине его души всегда жила мечта однажды уехать, чтобы посмотреть мир, увидеть, чем он отличается от этих долин; но, стоило ему подумать, каким долгим будет путешествие, как его охватывало беспокойство.
— Деньги никогда не лишние, — в очередной раз ответил он. — В этих домах всегда требуется то одно, то другое, да ещё и жалованье пастухам, жнецам, каменщикам... А кроме того, вы же знаете: молодым в Пасолобино тесно.
Мариана прекрасно это знала и понимала, как никто другой. Ничто не изменилось с тех пор, как она и ее муж Антон уехали в Африку в 1918 году. Жизнь в деревне являла бесконечную возню со скотиной, полные навоза стойла, грязь, снег и холод. Возможно, они и не голодали, но не могли рассчитывать на большее, чем скромная жизнь с минимальным достатком. Климат в долине был весьма суровым, а жизнь здесь напрямую зависела от климата. Сады, поля, фермы и скот — если год выдавался неурожайным, страдало все.
Ее сыновья могли либо добывать пирит на рудниках, либо поступить в ученики к кузнецу, каменщику, кровельщику или плотнику, добавив свой заработок к семейному бюджету, основанному на разведении коров и овец. Килиан ничего не имел против скотоводства и чувствовал себя счастливым и свободным среди полей и лугов. Но он был ещё молод, и Мариана понимала, что он хочет узнать иную жизнь, чтобы набраться опыта. Она и сама прошла через это: несколько женщин долины получили возможность уехать в далёкие края, и она знала, что творится в головах молодых, пока с годами к ним не приходит опыт, порой оставляя незаживающие рубцы.