Когда все наполнили желудки и выпили хорошего вина, что растеклось по жилам приятным теплом, первоначальное всеобщее удивление и напряжение при виде необычного темнокожего гостя несколько разрядились.

— Кларенс много рассказывала о своей поездке в Гвинею, — сказал Килиан, подавшись вперед.

Этот жест ясно давал понять, что, несмотря на легкомысленные беседы во время обеда или ужина, настоящие разговоры на серьезные темы начинаются после десерта.

— Мы были очень рады, — произнес он, кивая в сторону брата, — узнать новости из первых рук спустя столько лет. Однако, раз уж ты здесь, мне бы хотелось, чтобы ты тоже рассказал, как там сейчас обстоят дела.

Килиан произвел на Лаху приятное впечатление. Ему, очевидно, было уже за семьдесят, но жизненная энергия не покинула его, и он казался намного моложе. Он энергично жестикулировал, отстаивая свое мнение, а его смех звучал искренне и всегда уместно. Хакобо казался намного крепче, но что-то в его взгляде смущало. Дело было даже не в пигментном пятне, расползавшемся, подобно толстой серой паутине, вокруг левого глаза, а в том, что смотрел он прямо и слишком уж пристально. Хакобо был вполне любезен, но подозрителен. Он едва поддерживал беседу, словно тема разговора его нисколько не интересовала.

Даниэла и Кларенс удивленно наблюдали за своими отцами. Что-то в этот вечер явно было не так. Килиан рассказывал байки, как прежде, словно вернулся в мир своих грез, а Хакобо выглядел как никогда надутым. Возможно, они просто перебрали вина, и именно это стало причиной столь внезапных перемен?

— По правде говоря, — сказал Лаха, — я не знаю, что еще добавить к рассказу Кларенс. Полагаю, она рассказала, что жизнь там нелегкая. Слабо развита инфраструктура, не хватает рабочих мест, трудовое законодательство очень несовершенно, равно как и судебное, и административное, о санитарных условиях даже не говорю...

Последнее весьма заинтересовало Даниэлу, поскольку та была медсестрой. Хотя на самом деле ее интересовало все, что говорил или делал Лаха. Она начинала понимать, почему Кларенс так страдала в разлуке с этим человеком и так радовалась, что он приедет в гости. Как она могла так долго хранить это в тайне? Даже не хотела показывать его фотографию! Да будь у Даниэлы такой возлюбленный, она бы давно растрезвонила о нем по всем углам! Так почему же она скрывает свои с ним отношения? Да и вообще, существуют ли между ними какие-то отношения, или любовь ее кузины безответна?

С самого его приезда Даниэла не переставала наблюдать за ними.

Кларенс относилась к нему с исключительным уважением и даже где-то с нежностью; она попеременно бросала взгляды то на Лаху, то на Хакобо, стараясь понять, какое впечатление произвел молодой человек на ее отца. Хакобо, со своей стороны, казалось, был отнюдь не в восторге от приятеля дочери. Но почему: из-за цвета кожи? Ему не нравится, что дочь связалась с чернокожим?

«Бедный Хакобо! — думала Кларенс. — Это он еще Инико не видел!»

Даниэла закусила губу. Возможно, она поспешила с выводами. Лаха и Кларенс явно питали друг к другу симпатию, но она пока не заметила никаких признаков, говоривших о том, что их связывает нечто большее, чем добрая дружба. Или ей просто хочется так думать?

Краем уха она услышала, как Лаха сетует, что в больницах не хватает медикаментов и квалифицированных специалистов — и в небольших городах, но особенно в сельской местности, из-за чего уровень детской смертности по-прежнему очень высок... Даниэла слушала, стараясь не упустить ни единого слова из сказанного.

Лаха надел белую рубашку и галстук. Вьющиеся волосы непокорными локонами спадали на широкий лоб. У него был тонкий нос и смуглая кожа. Когда он смеялся, он откидывал голову назад, и глаза его светились таким близким и знакомым светом.

Даниэле не хотелось, чтобы Лаха перестал с ней общаться. На миг она почувствовала укол вины перед кузиной, но та, казалась, не претендовала на его исключительное внимание.

— Но как могло случиться, чтобы маленькая страна, обладающая таким количеством нефти, живет в подобных условиях? — спросила она.

Лаха пожал плечами.

— Плохое управление, — ответил он. — Будь у нас лучшие программы и контроль за их выполнением, у нас был бы самый высокий доход на душу населения на всем африканском континенте.

— Кларенс говорила, что, главным образом, виновата вражда между фангами и буби, — заметила Кармен; ее щеки порозовели от выпитого вина и радости, что ужин оказался выше всяких похвал.

Лаха вздохнул.

— Не думаю, что дело в этом, — ответил он. — Видите ли, Кармен, у меня много друзей-фангов, которые понимают угнетенное положение народа буби. Но буби — не единственные жертвы гонений. Многие фанги тоже не имеют никаких прав, поскольку не принадлежат к правящим кругам. Вражда между двумя народами уже не впервые служит поводом для разжигания конфликтов. Если какого-нибудь буби арестовали или убили, его родня тут же обвиняет в этом весь народ фанг. Так и тянется извечная вражда между народами, которая порой весьма выгодна правящему режиму.