Евгения окончательно пришла в себя, когда Лела попросила ее присесть у зеркала.

— Господин в любой момент захочет вас увидеть, а вы непричесаны, и одежду мы вам еще не подобрали…

Сердце от неожиданности остановилось, а в следующую секунду забилось как сумасшедшее. Целые сутки она гнала от себя эту мысль, которая теперь произнесена вслух. Она — наложница, и этот ужасный человек, разрази его гром, может в любую минуту призвать ее к себе! «И вот тогда я точно умру!» — подумала она. Одна мысль о том, что Алекос к ней прикоснется, заставляла ее замирать от ярости и страха. И она не сможет ему отказать, не сможет сопротивляться — она же дала клятву! Ее ум лихорадочно рыскал в поисках выхода, но выход был только один: молчать. Покориться. Она отдала себя во власть врага и пообещала сносить его прихоти. Он победил в честном поединке, и теперь остается лишь терпеть…

Она закрыла лицо руками. Лела расчесывала ей волосы, пальцы перебирали длинные пряди, тянули, ласкали — Евгения уже забыла, как это приятно.

— Вы очень красивая. Но вам еще рано. Я попрошу госпожу Кардину передать господину, что вы не готовы. Нужно никак не меньше месяца, чтобы вы стали самой красивой из женщин гарема. Простите за грубость, но руки у вас как у крестьянки, лицо обгорело на солнце, да и худоба страшная. Масло для кожи, маски для лица, пинцет, ножницы, наряды — и вы будете лучше всех, обещаю!

Преодолев соблазн промолчать, Евгения решила хоть что-то разузнать… нет, не об Алекосе, — о гареме.

— Сколько наложниц здесь живет?

— Сейчас десять, — перехватив в зеркале удивленный взгляд, Лела энергично закивала. — Да, десять. При прежнем царе было около пятидесяти. Но господин Алекос, поселившись здесь, велел оставить только самых красивых, а остальных отдал в жены своим офицерам. И сейчас женщины тут часто меняются. Когда ему надоедает очередная, он выдает ее замуж за достойного человека и дает богатое приданое.

— Неожиданное поведение для такого мужчины, — пробормотала Евгения.

— Господин говорит, что предназначение красивой женщины — радовать мужа и растить детей, а не скучать в гареме человека, у которого все равно нет на нее времени.

— А у него есть дети?

Лела покачала головой.

— Вы совсем ничего не знаете! У великого царя нет детей. И никогда не было. Он же олуди.

— Но женщин он любит?

— Ой, слишком любит! — девушка рассмеялась, разрумянилась. — В гареме он редко бывает, потому ему и неважно, сколько здесь женщин, зато за его пределами развернулся вовсю! Думаю, в Шурнапале не осталось ни одной симпатичной дамы моложе пятидесяти, которая не побывала бы в его постели. И когда он только успевает, у него ведь так много дел!

Сдвинув брови, Евгения рассматривала свое отражение в зеркале. Она так давно не видела зеркал, что не могла бы сейчас сказать, красива она или нет. Похудела сильно, кожа огрубела, пальцы в заусенцах, ногти криво пострижены… Ну и что, говорила она себе, чем страшнее я буду, тем лучше!

Но даже перед врагом женщина не может предстать некрасивой!

— Наполни-ка ванну, Лела, — приказала она. — Начнем превращать эту страшную простолюдинку в достойную даму.

После обеда пришла госпожа Кардина — начальница гарема, та, что вчера командовала остальными. Это была крупная, худая, немолодая уже женщина, привыкшая повелевать, не слыша в ответ возражений. Но с Евгенией она заговорила вежливо, и Лела с удивлением услышала в ее голосе вопросительные интонации.

— Я видела сегодня Найшу, слугу господина, и говорила с ним о вас. Он передал, что о вас спрашивали. Покажитесь-ка мне.

Она бесцеремонно распахнула на Евгении халат.

— Ну, придется царю потерпеть. Скажу Найше, что вы не готовы. Вас хорошо устроили? Есть вопросы или претензии?

— Благодарю вас, нет.

— Я вам дала самых воспитанных служанок. Но если вдруг что — сразу обращайтесь ко мне. Как ваша рана?

— Зажила.

Кардина посмотрела на плечо, на котором не осталось никаких следов.

— Наконец-то счастье пришло и в гарем, — вздохнула она. — Говорят, господин лечит одним своим присутствием, но здесь он редко бывает. Вы благословенны, как и он, это сразу видно. То-то Шарра все рвется к вам.

— Кто это?

— Она вчера давала вам успокоительное — наша знахарка. Если велите, я прикажу ее к вам не пускать.

— Почему же? Я буду рада, если смогу принести здесь хоть какую-то пользу.

Кардина обошла комнаты, проверила все углы, в поисках пыли даже провела пальцем по поверхности статуэток. За что-то отчитала служанок. Свернувшись калачиком в мягком кресле у окна, Евгения внимательно следила за ней. Осторожные движения, как будто она опасается расплескать в себе воду, землистый цвет лица, мешки под глазами, глубокая морщина на переносице, словно женщина постоянно сдерживает боль…

— Подойдите-ка сюда, — велела Евгения.

Начальница гарема обернулась, насупилась было — не привыкла слышать приказания от наложниц, — но смолчала и подошла ближе.

— Лела, выйдите все! Вы мужественно переносите боль, — она смотрела куда-то сквозь Кардину, той казалось — изучала что-то на стене позади нее. — Опухоль уже слишком большая, не уверена, что смогу помочь…

Кардина как завороженная приблизилась вплотную. Евгения положила руку на ее живот, закрыла глаза.

— Слишком большая, — с сожалением повторила она. — Но попробуем…