Хален заскрежетал зубами, вытащил наполовину меч из ножен.

— Да какая разница?! Ты принял вызов Бронка, прими же и мой!

— Бронк был достойнейшим из людей, — сказал Алекос, и его светлые брови сошлись над переносицей. — Еще в Шедизе я готов был предложить ему должность советника, но знал, что он всегда будет верен тебе. Когда он позвал меня на поединок, я был огорчен этим, но не мог оскорбить его отказом. И ты, правитель Ианты, прости меня сейчас. Мы обязательно встретимся с тобой, на твоей земле или на моей, но не сегодня, — он снова повернул голову к ростеорцам, его голос окреп. — Я обещаю, что не трону вас и ваши дома. Мертвые будут похоронены, разрушенные города отстроены заново. Мои воины заберут свою добычу, но богатства Матакруса неистощимы, и мы восстановим все, что было утрачено. Мне нужна сильная страна и верный народ, и я постараюсь сделать все, чтобы крусы поверили в меня.

Хален засмеялся бы, если б мог.

— Ианте ты тоже пообещаешь отстроить разрушенные города?

— Мы должны посоветоваться, — поспешно сказал Пасесерт Трантиан, глава канцелярии Шурнапала.

— Я жду ответа до полуночи, — сказал Алекос и отошел прежде, чем Хален успел что-либо добавить.

Халена трясло от ярости. Каждое слово этого выскочки, каждый жест были продуманы заранее! Он разыграл эту сцену как по нотам, вселив в сердца крусов одновременно неуверенность и надежду. И ушел он так быстро лишь для того, чтобы не оскорбить Халена еще раз, став свидетелем разговора, что последовал сразу же.

Пасесерт вышел вперед, низко склонился перед царем и поцеловал ему руку.

— Не могу передать, сколь велика наша благодарность тебе, мой господин. После смерти Амарха и Джаваля Хиссанов ты стал нам опорой, и мы никогда не забудем этого. Но царь Алекос прав — решать дальнейшую судьбу Матакруса должны мы. И мы не дадим тебе погибнуть, продолжив бой. Позволь нам обсудить предложение царя Алекоса и принять решение, которое послужит к пользе страны.

Хален пошатнулся. Венгесе, весь перебинтованный, опирающийся на трость, поддержал его. Царь закрыл рукой глаза и долго стоял молча, не в силах взглянуть на этих людей, не в силах вообще смотреть вокруг. Если бы белые стены Рос-Теоры сейчас развалились по камешку, это поразило бы его меньше, чем предательство тех, за кого сражались и погибли тысячи его воинов.

— Он не обманывает своих людей, — сказал кто-то в толпе крусов, — если мы будем с ним, он не обманет и нас.

Варварский вождь выиграл еще одну битву. Хален повернулся и зашагал прочь.

И в третий раз он покидал Матакрус, потерпев поражение. Горечь, царившая в его душе, была безмерна. Он искал, чем прогневал небеса, и не мог понять. Он сделал все, чтобы стать для своей страны лучшим из правителей; все помыслы, всю свою жизнь, каждую минуту ее он отдавал Ианте. И кто сделал больше, чем он, для того чтобы сохранить мир на континенте? Отчего же это мир обрушился в одночасье, грозя погрести его, Халена Фарада, владыку Киары, царя иантийского, под обломками? Слишком быстро, слишком безжалостно пришла беда. Когда он вспоминал все успехи последних лет, ему казалось, что он спит и видит кошмар. Но как проснуться?

Он слишком устал, чтобы ехать верхом, и смотрел сейчас на зеленеющие виноградники из окна кареты. Вспомнил последнее письмо Евгении, в котором она обещала победу… О нет, она не виновата, что ее обещания не сбылись. Коса нашла на камень. Сила олуди Алекоса оказалась превыше ее возможностей. Видно, небо любит его больше… А значит, Ианта падет перед ним так же, как Галафрия, и Шедиз, и Матакрус. Но никогда народ Фарадов не встанет на колени, как встали другие! Да сих пор Алекосу помогала череда счастливых совпадений: шедизцы ненавидели своего царя, крусы своего потеряли. Что ж, пусть увидит людей, которыми правят настоящий воин и его олуди! Быть может, на своей земле она сможет защититься от него?

Он увидел ее лицо, как будто она была рядом. Ни одна женщина не сделала для Ианты больше, чем Евгения, и все же оно, ее лицо, всегда обещало что-то еще. Он любил эту тайну. Любил и боялся, чувствуя, что раскроется она не благодаря ему… Что с нею случится, с его царицей? Чего ждут ее сумрачные глаза? Если новый олуди превосходит ее, он ее убьет… Не в этом ли тайна?..

Он остановился в Претсе, городке на границе провинций Ферут и Готанор. Ехать в Киару не было смысла. Если Алекос ударит, то очень скоро. Мужчины на землях, через которые шло войско, приветствовали его с оружием в руках и кричали, что готовы сражаться. Женщины стояли у обочин молчаливые, размышляя о том, что им предстоит скоро, — грабежи, насилие, пожары… Но никто не бежал, не пытался спрятаться от надвигающейся войны. Иантийцы — не крусы!

В Претсе уже ждали члены Совета. Евгении с ними не было — она находилась у Фарады. Узнав об отъезде Эрии, дикари как с цепи сорвались: целыми армиями на лодочных флотилиях переплывали реку, нападали на гарнизоны и селения. Помощник Рашарада, исполнявший его обязанности, носился по побережью, отражая набеги, и царица поспешила ему на помощь. Хален не стал посылать за ней. Пускай она олуди, пускай владеет мечом, но она его жена, и чем дальше она от Гетты сейчас, тем лучше.

Очень скоро в Претс одна за другой пришли две печальные новости. Когда крусы сдали Рос-Теору, царица Райхана покончила с собой, приняв яд. А через несколько дней нашли мертвым и наследника. Решили, что он тоже отравился. Алекос со своим ближайшим окружением накануне его гибели находился не в городе — будто бы специально, чтобы его не обвинили в этом убийстве. Он велел с почестями похоронить обоих и поселился в Шурнапале, в доме Джаваля.

— Я подготовил план обороны, — деловито сказал Маталан, разворачивая карту и придавливая ее к столу книгами.

Городской глава отдал Совету в распоряжение здание управы. Совет собрался в кабинете, сдвинув несколько столов, за которыми в другие дни работали клерки. Хален уселся в жесткое кресло, баюкал раненную левую руку. Он запретил Венгесе себя сопровождать — тот едва держался на ногах от слабости. Напротив сел Нисий. Его лицо было оживленным, даже веселым. Больше всего его сейчас волновало, скоро ли приедет жена. Лунда оказалась упрямой и своевольной. Забеременев, она отказалась переезжать в столицу, поближе к олуди, несмотря на все уговоры Евгении. За что и поплатилась: узнав, что муж отправляется на войну, она так переволновалась, что потеряла своего первенца. Но даже это не заставило Нисия вернуться. Он был молод и, похоже, не осознавал всей серьезности положения… А может быть, подумал Хален, он так же, как многие воины, все еще не верит, что Ианте пришел конец. Для него эта война — лишь череда битв, в которых он доказывает свою доблесть. Жаль, очень жаль, что у Нисия все еще нет сына!