— Государь! Взгляни на карту. Если они не пойдут через мост, то ожидать их высадки можно здесь и здесь.

Хален попытался сосредоточиться на том, что говорили Маталан и Гамалиран.

— Сколько у Алекоса осталось войска? Тысяч тридцать? — спросил последний. — У нас не наберется и двадцати тысяч профессиональных воинов, но все рассы Дафара встанут в строй, и каждый ведет с собой от пятидесяти до нескольких сотен человек. Всего по стране соберем около пятидесяти тысяч. Они уже готовы, осталось определить, куда им идти.

Хален кивнул.

— В верховья Гетты они не полезут. Ждать их нужно в районе Ферута. Здесь прекрасный берег, удобный для высадки. Или у моста.

— Нельзя забывать и о флоте! — напомнил Маталан. — С этого нахала станется, он не побоится напасть на Киару с моря!

— Ну, это вряд ли, — возразил Торжис Эгвад. — Все пути крусов в Ианту нам известны еще со времен прежних войн, и они никогда не использовали флот. Берег слишком неприступный.

— Алекос не ходит старыми путями.

Это сказал Нисий, и все ненадолго замолчали. Но Маталан был не из тех, кто отступает, и продолжил:

— Напомню также и о Шедизе. Если оттуда решат поддержать Алекоса, нам придется сражаться на два фронта. Поэтому предлагаю разместить войска здесь, в Претсе, к югу — у Ферута и к северу — у моста. Побережье от Готанора до Киары контролировать с кораблей. Мы с Рашилом организовали цепь постов вдоль реки, так что, где бы ни высадился враг, в твоей ставке, государь, это станет известно очень скоро.

Хален снова кивнул. Маталан посмотрел на него с удивлением, шумно втянул воздух большим носом. Обычно царь спорил с ним, указывал на недостатки его предложений, его приходилось подолгу и порой безуспешно убеждать.

— Хорошо, Маталан. Теперь, Рашил, расскажи мне, что там на Фараде.

— Дикарям не понравился отъезд Эрии, и они требуют его обратно, — улыбнулся министр. — Не думаю, что стоит из-за этого беспокоиться. Одно плохо — слишком много воинов занято их подавлением. Но с ними там царица, она разберется. Как Эрия?

— Очень плох, — ответил Нисий. — Врачи говорят, ногу ему придется отнять. Если б царица была здесь, она помогла бы ему. Ты не велишь ей приехать, отец?

Хален покачал головой.

— Ей виднее, что делать.

Этот дикарский бунт случился очень вовремя, считала Евгения. Она просто задохнулась бы от злости, если б сидела сиднем в Киаре, получая одно за другим страшные известия из Матакруса. А так у нее не было времени переживать. Целыми днями и ночами она скакала на маленьком буром меринке вдоль побережья в поисках дикарей. Ланселот стоял в конюшне гарнизона Эрии — он был слишком крупный, слишком приметный для этой местности. Меч, казалось, уже сросся с ее рукой, и щит навстречу стрелам она выставляла не глядя. Дикарей кругом было полно, они пробирались все дальше и дальше от Фарады. Если б не олуди, их было бы не поймать. Ее люди следовали за ней, не задавая вопросов и не оглядываясь по сторонам: она чуяла врага издали и безошибочно приводила к нему.

Пеликен спешился у ручейка, умылся и напился. Евгения ждала его, шепотом жалея коней, одолеваемых слепнями. Она и сама страдала от москитов. Отпугивающие мази действовали всего два-три часа, а мошкары летом у Фарады было немыслимое количество, воздух просто гудел от нее.

— Куда теперь?

Она огляделась, отмахиваясь от особо надоедливых насекомых, что лезли прямо в глаза. Как и солдаты, она была закутана с ног до головы, и даже лицо прикрывал платок, так что открытыми оставались только глаза. Иначе ее съели бы заживо. Лишенные одежды дикари для защиты от насекомых натирали тело жиром какого-то животного. По его запаху их было легко найти, что и делали воины с хорошим обонянием. У Евгении обоняние было развито так же хорошо, как и другие органы чувств, но она редко им пользовалась, поскольку в ее распоряжении было более эффективное умение.

— Вон там, в тех деревьях, — она указала на круглую кудрявую рощу. — Я опять попробую их напугать. Оставьте в живых двух-трех человек, пусть расскажут другим и задумаются, стоит ли с нами бороться.

Солдаты инстинктивно отодвинулись, встали за ее спиной, будто боялись попасть под смертоносный взгляд. Пеликен был доволен. Ему нравилась эта новая, жесткая и жестокая олуди. То, что раньше было для нее игрой, теперь стало приносить удовольствие. Нахмурившись, она пристально смотрела на деревья. Добрых пять минут ничего не происходило. Но вот там началось движение. Темные фигуры скользили в ветвях, спускались на землю, медленно шагали в сторону отряда. Кто-то из иантийцев потянулся за стрелой. Вот уже можно разглядеть круглые раскрашенные лица дикарей. Они по-прежнему ничего не выражали. Их страх можно было обнаружить лишь по движениям: ступив один-два раза, они замирали, и дрожали их руки. Луки висели за спиной, и ни один не попытался потянуться за своим. Они не понимали, что происходит, заворожено шли на зов. Знали, что их сейчас расстреляют, но не могли остановиться, как не могли поднять отяжелевших рук. Так птица замирает перед змеей, так антилопа не может отвести взгляда от загнавшего ее охотника. Только антилопа не идет навстречу своему убийце, а олуди заставляла дикарей идти вперед, прямо на своих воинов.

Вот уже несколько человек упали, пронзенные стрелами, а остальные все приближались. Засунув руки в карманы, Евгения смотрела на них. Мошкара образовала темный нимб вокруг ее головы, кружась по часовой стрелке. Остались стоять всего трое — только тогда она махнула рукой, указывая им на заросли высоких трав. Очнувшись, дикари с воплями кинулись прочь, и долго еще из травы неслись их крики. Круг насекомых распался, Евгения с проклятиями принялась отбиваться от них.

— А от комарья твоя сила не помогает? — спросил Пеликен.