Шрифт:
А потом случилась та выставка, к которой она так долго готовилась и на которую Эрих Нойман соизволил прийти.
И всё запуталось еще больше.
Глава Двадцать Первая: Чувства, будьте прокляты!
Жизнь — сложная. Ты понимаешь, о чем я?
Для Тамары до определенного момента весь её маленький мирок был окрашен в черное и белое, она не различала полутонов. И тут, внезапно, ей пришлось понять, что существует также много оттенков серого. И одним из таких оттенков был Эрих Нойман.
Все жители Нюрберга были осведомлены, что Тамара влюблена в рисование. Её акварельные пейзажи часто выставлялись в городской картинной галерее, и та выставка, о которой тебе предстоит услышать, не стала исключением.
Картины Тамары, среди прочих, выставлялись в отдельном уголке. Это были весьма прозаичные зарисовки: природа, пейзажи, люди, что пытались холодным зимним вечером спрятаться от невоспитанного ветра.
Тамара умела видеть детали и эмоции. Поскольку ей часто приходилось скрывать собственные чувства, многое оказалось выплеснуто на бумагу. Ярость, боль, надежды — всё было в этих её рисунках.
И тут…
Она была неприятно удивлена, когда увидела Эриха Ноймана, разглядывающего одну из её зарисовок.
Он пришел на выставку без предупреждения. Увидев его, Тамара замерла, и даже не сразу поверила собственным глазам. Откуда он узнал?!
Эрих в тот момент, будто почувствовав её взгляд, обернулся, и посмотрел на неё пристально, по-новому. Мимо них сновали люди, они постоянно обрывали зрительный контакт, что мужчине не нравилось.
Многие пытались завязать с ним беседу, но не решались. Тамара подозревала, что он наложил на себя какой-то своеобразный щит. Девушка не до конца понимала, как это работает, знала лишь от Марка, что такое возможно.
Нойман поманил её пальцем, так, что увидеть этот жест могла только она.
«Хам! Неужели он думает, что я буду следовать за ним по мановению пальца!?».
Тем не менее, она подошла. Сердце стучало чуть быстрее, чем нужно.
Они стояли в углу с её рисунками.
Тамара не знала, что говорить, ну а он… не желал прерывать молчание. Смотрел, как хищник на добычу.
— Рисуешь, значит, — хмыкнул спустя какое-то время.
— Да, герр Нойман.
Эрих прикоснулся к одному из её рисунков рукой.
Тамару прошибло холодным потом! На рисунке Тамара изобразила себя и Марка. Они сидели в беседке у его дома, и пили чай. К счастью, лица на рисунке узнать было невозможно.
Тамара помнила, что именно подвигло её на рисунок. В тот день Марк непонятным образом (впрочем, как и всегда) появился в её доме, и заявил, что в такую хорошую погоду нечего сидеть взаперти. Он взял её за руку, посадил в карету, и повез к себе домой. Остаток дня и вечер они провели вдвоем: пили вино, ели виноград, наслаждались закатом. Вернувшись к себе, Тамара сразу же взялась рисовать, ей хотелось вынести наружу внутреннюю радость.
— У вас талант, — вынес вердикт Эрих.
— Спасибо, герр Нойман, об этом мне уже говорили.
— Как много вам всего рассказывают, фройляйн.
Он задумчиво провел указательным пальцем по картине, а затем посмотрел на неё.
— Когда поженимся, ты не будешь мне изменять. Никогда!
Тамара задержала дыхание. Её прошибло холодным потом.
Стало действительно страшно, ведь глаза в тот момент у мужчины были… дикими. Это фраза так не соответствовала месту, контексту разговора! Она не понимала, почему именно сейчас он решил ей об этом сказать.
— Что… что вы имеете в виду?
Он ответил не сразу — стоял, молчал, разглядывал свою непутевую невесту.
— У твоих картин сильная энергетика… у этой — особенно. Ты была влюблена. — Он не дал ей ответить, слегка наклонился к девушке и сказал негромко: — Забудь. Ради его и своего блага.
Вокруг них сновали люди, они с любопытством косились на молодых людей. Тамара же неотрывно смотрела на Эриха.
— Я не понимаю…
— Чего не понимаешь? — мужчина разозлился. — После женитьбы ты будешь мне верна, Тамара. Если у тебя есть на этот счет сомнения — забудь.
Она разглядывала его лицо. Непохож на Марка, и в то же время… очень похож.
— А вы?
Вопрос дался ей нелегко, ведь она знала, что Эрих спит с Эльзой.
Мужчина ухмыльнулся, как будто она сказала глупость. Он промолчал, и тем самым ответил на вопрос.
Тамаре внезапно стало… одиноко. Пусто, больно, будто сердце иголкой укололи: не смертельно, но как же болит!
«Какой бы была моя жизнь, если бы он не чувствовал ко мне отторжения. Если бы, вместо Марка, пришел мне на помощь в момент, когда я в слезах убегала из балетной школы? Каким был бы его ответ в таком случае?».