— София…

«Я тебя помню, Эрих. Как ты на Эльзу смотрел помню, как тяготился моим присутствием в моей жизни. Может, я и виновата в случившемся не меньше твоего, но теперь я другая… мне не нужно прятаться за маской».

Она открыла глаза, и посмотрела на него прямо.

— Дай мне самой к тебе прийти, — сказала резко.

Мужчина отодвинулся, ее слова произвели на него впечатление.

— Не могу, София.

— Почему, Нойман?

Он молчал так долго, что она думала — не ответит.

— Прости, что причиняю тебе так много боли, — сказал мужчина внезапно. — Я эгоист, София, я не могу ждать, пока ты сама ко мне придешь.

— Господи, но почему? Почему нужно… так, — ей будто воздуха не хватало, слезы душили — так, врываясь в мою комнату! Против моей воли, со слезами! Зачем ТАК, Эрих?

— Потому что… ты не придешь.

•• • ••

— Почему ты настолько в этом уверен?

Он и она… и полумрак комнаты, что освещал их лица. Эрих наклонился к женщине, обдал горячим дыханием.

— Ты боишься меня, София. Видишь, что я с ума по тебе схожу… но по-прежнему боишься.

Он шептал ей в губы, в лицо, в глаза.

— Сама ты не придешь…

— Эрих… я должна решить. Иначе не получится. Иначе… не получится по-другому.

Она говорила медленно, потому что не была уверена, что он поймет.

Эрих выдохнул… он понимал горькую правду.

— Знаю, что не должен принуждать. Я усвоил урок, мне его уже преподносили. Я знаю.

«Плохо усвоил, если находишься в моей комнате. Я тебя не звала».

— Но я не могу, — его глаза блуждали по её лицу, — … если тебе нужно время, я тебе его дам, сколько угодно, но я не могу тебя отпустить. Я физически на это не способен. Понимаешь?

— И что дальше, Эрих? Будешь меня в этом доме держать? Не приказывая напрямую, но ожидая, когда я сама сдамся? От отчаянья?

— Я не знаю… То, что я чувствую к тебе… — он очертил её линию скулы, и ласково усмехнулся, — как будто я тебя знаю много лет, как будто… Как будто ты мне родная, и мы имеем на друг друга равные права…

Его рука прошлась по шее, замерла на груди.

— Ты даже не представляешь, какую имеешь надо мной власть.

— Я… не просила об этом.

— Я ненавидел тебя за те эмоции, что ты во мне вызываешь. С самого первого дня… ты будто постоянно была в зоне моего внимания, сначала незримо, в чем-то деликатно, а затем… твой образ поселился в моей голове, и я знаю, насколько это опасно — быть настолько поглощенным кем-то другим… или другой. Но…

— Эрих, неужели ты не помнишь?! — резко перебила София, она подтянула к себе ноги, чтобы быть как можно дальше от него, обхватила колени. — Как пришел ко мне в квартиру, не помнишь? Как угрожал мне? Неужели не помнишь, как насиловал? Ты думаешь, я могу после этого… Ты же… ломал. Да, именно так! Ломал меня!

Он прикоснулся лбом к её колену. Вздохнул протяжно.

— Я сожалею, что был так самонадеян. Я был неправ, не стоило действовать столь резко. Но… но я тебя заслужил.

— Эрих?! — разозлилась женщина. — Что ты говоришь?! Одумайся! Я человек, а не вещь, меня нельзя заслужить…

— Можно… — Он посмотрела ей в глаза. — Мне всё можно…

Он резко поднялся, и покинул комнату. Всхлипнула дверь.

София выдохнула, а затем разревелась.

Две женщины, Тамара и София, слились воедино. Они были напуганы, им было страшно, им были нужны соучастие и защита.

София до сих пор не понимала, кем была сущность Сафрон, но именно к ней она обратилась в тот момент.

— Как мне спастись? — прошептала она в пустоту. — Что мне делать? Как спастись от него?

Но ей так никто и не ответил.

Несколько часов спустя Софии удалось взять себя в руки. Она выглянула из комнаты, и убедившись, что вокруг никого нет, пошла к мужчине, который соединял две её жизни. Который когда-то был всем её миром

«И который косвенно виноват в твоей смерти». Эту мысль София постаралась не развивать.

Она помнила, где он живет. Она помнила, каков он по утрам, вечером, и когда любил её. Теперь Софии стала понятна её нелогичная тяга к этому мужчине.

Марк открыл ей дверь. Он был удивлен, во взгляде тревога, как будто привык, что ночью приходят только вестники с плохими новостями.

— София? — Голос собран. — Что-то случилось?

— Ной, помоги!

Мужчина замер. Этим именем его могла назвать только одна женщина — та, которую он потерял много лет назад.

Он смотрел, и не верил.