— Это уже работа хирурга. Он тоже живет при дворе и у него по истине золотые руки. Пришлось удалить все, что было связано с крыльями… иначе было нельзя. Вот так, в одночасье, я начал жизнь смертного. Хотя меня не гонят не оттуда и не отсюда, прибиться к одному берегу все же не получается. Лучше бы она меня просто убила.

Меж ними повисло скорбное молчание на несколько минут.

— Да уж… — Арон нарушил тишину первым. — А как зовут тебя, бедолага?

— Хаук, придворный летописец, к вашим услугам — старик встал и вежливо поклонился.

— Ясно… А как зовут ее?

Хаук бросил в сторону бестии презрительный взгляд.

— Сольвейг, ее имя. Солнечный луч… другими словами. Она была последней и самой долгожданной дочерью Ангуса и Гуды — нашей любимой королевы. Все ждали что она прольет свет в их жизнь…, и она пролила… Она столько всего пролила! Убей ее, слышишь? Прошу тебя…

Арон встал, и положил руку ему на плечо.

— Никто не умрет сегодня. Вы гости в моем доме. Там внизу, у очага, матрац и теплое одеяло. Бери вино и отправляйся спать. Тебе отдохнуть не помешает. Я буду здесь. Поговорим завтра…

— А она?

— Она прикована цепью, и останется таковой, пока вести себя не научится.

Старик сгреб в охапку еще горячий чайник, откланялся и побрел вниз.

— Хаук?

— Да?

— Забыл спросить… Она что, говорить совсем не умеет?

— Она то!? Еще как умеет, да ни на одном языке… только шепотом.

— Почему это?

— Это все же валькирия! — ухмыльнувшись напомнил он — От ее гласа стены рушатся.

— А, ну да… точно… Ну, ступай, будь покоен, она до тебя не доберется.

Проводив старика, Арон прилег на край софы. Следы сажи были повсюду, так, что можно было не раздеваться. Он устало смотрел на огонь, лениво пожирающий прогоревшие поленья. Разогретые каминные камни излучали мягкое, ощутимое тепло. Не досохшая валькирия скромно сидела у огня, цедя остатки теплого вина и тоже смотрела на пламя. О чем она думала, не стоило и гадать… От недавней ярости и следа не осталось. Арон вытянул руку и ощупал ее крылья. Они вроде обсохли и больше не дрожали.

— Так значит… Сольвейг? Луч солнца в темном царстве… Похоже на злую шутку.

Она грустно кивнула.

— И все что сказал старик, тоже правда?

— Да… — прошептала она — Каждое слово.

— Почему ты раньше молчала? Почему не сказала ничего?

Она покосилась на него, но не взглянула. Только вздохнула тяжело…

— А что бы изменилось? Ты взял меня силой… сломил мою волю… унизил… обесчестив при полной луне.

— Да. А ты хотела меня убить и, кажется, напиться свежей крови?

— Так и есть… — прошептала она — Я и сейчас хочу этого.

— Это жизненно важно для тебя?

— Нет… просто хочу. Ты вкусный.

— Хм… так ты оцениваешь людей, по вкусу крови?

— Да… — просто отозвалась она — ты первый из людей, кто говорит со мной после встречи.

— Почему же?

— Они просто не успевали…

— Ах в этом смысле… Ну, тогда придется привыкать.

— Не придется!? — фыркнула раздраженно.

— Ты в незавидном положении. И зависишь пока от меня. Не забывай об этом.

Она, сузив глаза, пристально глянула на него. Кузнец был задумчив, а взор его грустен и открыт, словно закат последнего летнего дня. Она провела языком по сладким от вина губам, вспоминая какова его кровь на вкус…

— Придет день… — она усмехнулась, глядя на него — и я снова отведаю твоей крови.

— Да… — согласился он — так может случиться. — Я позову тебя, когда придет мое время. Ты же понимаешь…?

Он похлопал ее по бедру и грустно улыбнулся. Бестию передернуло от его прикосновения.

Она вдруг развернулась и вцепилась в край софы когтями.

— Но, почему я? Именно, я, в том месте и в то время!?

Арон пожал плечами:

— Не знаю… Наверное это судьба. И наш выбор… — он усмехнулся — Мне нужен был тот злополучный плуг. А ты искала легкой наживы…. Видимо, в жизни, ничего не дается даром. За все нужно платить.

— Это, что… мое искупление?!

— Может быть… Одному Богу известно.

— Думаешь, он там есть?

— Я это знаю… — тихо сказал кузнец, погладив ее когтистые руки — Давай спать…. Скоро утро.

Языки пламени тихо угасали, лениво облизывая остатки прогоревших дров. Усталый кузнец крепко спал на пыльной софе. А грозная валькирия мирно сопела, свернувшись на полу, возле камина. Надоедливый дождь наконец прошел, уступив небо ярким, чисто вымытым звездам. Далекий горизонт подернулся алым багрянцем зори. Лишь теплый, пьянящий ветер и отдаленный шум листвы будоражили чуткую гладь предрассветной тишины…