— Что? — он покачал головой — На сегодня пока хватит ран. В другой раз, возможно.

— Тебе еще больно…

— Больно, — согласился он и снова взглянул на небо. — Мой отец всегда говорил, что боль — это часть жизни. Хочешь ты того или нет. Отвернись от нее, и она уйдет.

— Хаук тоже так говорил… пока я не подрезала ему крылья. Он меня никогда не простит…

— Да уж… Хаук! — вспомнил кузнец. — Он оставил тебе письмо. Но не думаю, что там много хорошего.

— Где оно? — подхватилась она.

— Внизу… Сейчас принесу…

Через минуту он вернулся с клочком ткани в руке, и протянул ей.

— Вот оно.

Схватив письмо, она бегло прочитала первую часть и глянула на кузнеца. Потом, уже более вдумчиво она прочитала написанное ниже. Выронив лоскут, она упала на спину и закрыла руками лицо. Она лежала так несколько минут, пока Арон, наконец, не спросил:

— Что там?

Она убрала руки от лица и медленно села.

— Они отказались от меня….

— Кто они?

— Мои родители… Нас осталось совсем мало, и отец хочет мира с людьми. Он запретил нападать на людей, но я ослушалась. Тогда он объявил, что убьет меня, если я ослушаюсь его еще раз. И я ослушалась…

— Что же было потом?

Она очень пристально посмотрела на него, думая стоит ли продолжать…

— Мы скрестили клинки. Я ранила его и готова была убить, но мать закрыла его собой… Я не смогла поднять на нее руки… и улетела.

— Даже так…

— Да.

— И, они искали тебя?

— Нет… Никто не отважился меня преследовать. Даже моя боевая подруга, с которой мы бок о бок рвали чужие глотки, отвернулась от меня. Все знали, чем это кончится. Они просто изгнали меня… заочно.

— И… как давно?

— Уже, наверное, третий год… я не помню. Сначала я упивалась свободой. Грабила караваны, разоряла села… Потом, когда стало нечего разорять, скиталась по свету, обретаясь там, где шла война. А когда она кончилась поняла, что осталась совсем одна…

— Хм… хорошего мало. Не удивительно, что я принял тебя за гарпию.

— Да, в общем, я и опустилась до них. Разве что падаль не ела. И не бросалась дерьмом.

Она вздохнула так тяжело, словно на плечи ее опустилось небо.

— А теперь, мои старшие сестры жаждут меня наказать.

— И что ты намерена сделать? — осторожно спросил кузнец.

— Я виновата, признаю. Но себя я убить не дам… Если они не отступятся… придется их уничтожить.

— Это все, что написал Хаук, или есть что-то еще?

Она бесцельно пожала плечами и отдала письмо кузнецу.

— Хм… он сказал, что будет молчать, пока я буду рядом с тобой. А иначе он приведет их сюда.

— Это очень великодушно с его стороны. Думаю, он не будет тебе мстить.

— Хаук… всегда был мудр. Только зря он пытался учить меня. Это вышло ему боком.

Она усмехнулась грустно и взглянула на кузнеца.

— Мне нельзя доверять, я хитра и вероломна. Ты можешь проснутся с ножом в горле, когда крылья совсем заживут.

Кузнец пространно кивнул.

— Все может быть…

— Так почему ты возишься со мной? Почему не сделаешь как сказал Хаук?! Я знаю… у тебя хватит сил, в открытом бою мне долго не устоять.

— Я не хочу больше этого слышать! — неожиданно жестко оборвал ее кузнец. Он резко встал и, сильно пнув свое любимое кресло, шагнул к окну. Затем обернулся… Его пронзительный, полный горечи взгляд поразил ее до глубины души, так, что сердце, вдруг, замерло на полу вздохе…

— Жизнь — это дар — четко обрезал он — Даже такая, как твоя.

Он схватил свое кресло, развернул к окну и рухнул в него со злостью.

Сольвейг еще не видела его таким взбешенным. Даже когда они дрались, он оставался спокоен. А сейчас, она боялась шуметь лишний раз. Он сидел у окна в нескольких шагах от ее софы, но даже отсюда чувствовалось как все кипит внутри него.

Прошло какое-то время. Солнце почти скрылось за горизонтом, окрасив небо в багровый цвет. Стало прохладно. Арон неслышно встал и затопил камин. Запахло дымом и сухой корой.

Арон сел рядом, и положил ладонь на плечо Сольвейг. Она не спала, просто утопала в своих мыслях, которые хорошими назвать было трудно. Почувствовав его рядом, она открыла глаза. Какое-то время кузнец молчал, решая, стоит ли продолжать начатый разговор. Она так же молча ждала, давая ему возможность собраться с мыслями.

Он начал издалека:

— Можешь считать меня дураком… но смерть не решает проблем. Мы живем в неспокойное время… в неспокойном мире, и, чтобы выжить, приходится убивать. Для пропитания, или для защиты… Но это не важно. Почти у каждого есть кровь на руках. И не имеет значения, убил ты курицу или целый народ… Пути назад уже нет. Но, жизнь на этом не кончается. Вот что я хотел тебе сказать.