Шрифт:
Выстрел опешившего короля оказался бесполезным. Он просто ушел мимо. Пылающий мертвец проводил взглядом сгусток плазмы. Оружие вновь издало характерный свист, накапливая энергию. Нужно было совсем немного времени. Но, его у короля уже не было.
Пылающее тело ринулось в бой стремительно. Король попытался взмыть в воздух, но этого не случилось. Его с силой ударили оземь. Словно кошку, схваченную за хвост. Королю обожгло ноги, но он смог освободиться, и отскочить. Его смертоносное оружие оплавилось и теперь, валялось на земле сломанной безделушкой.
Воспользоваться кнутом король тоже не успел. Кнут тут же вспыхнул, вступив в контакт с пылающим телом. Меч стал бесполезен. Ужас и смятение пустили корни в душу крылатого гиганта….
Загнанный в угол, король, судорожно озирался в поисках спасительного шанса. Но… шансов не осталось. Пылающее ненавистью тело кузнеца вцепилось в короля мертвой хваткой. Он держался сколько мог, но почти сразу завопил от дичайшей боли. Жар от раскаленного мертвеца обжигал его тело, а руки, зажатые в лапах кузнеца, покрылись кровавыми волдырями. Запах паленого мяса смешался с запахом гари. Хватка кузнеца и зажженная в нем ненависть не оставили шансов королю. Ангус уже не мог кричать. Он умирал в адских муках.
Сердце Сольвейг дрогнуло подобно треснувшей плотине. Вина, жалость, любовь, стыд и снова вина… Все смешалось. И эта волна, ломая все на своем пути, хлынула из глубин души, наружу.
— НЕ НАДО БОЛЬШЕ!!! — вдруг закричала она голосом, содрагнувшим души. Именно закричала, а не прохрипела, как раньше.
Она бросилась к кузнецу, который ненавистью, превратившейся в пламя, превращал ее отца в пепел. Сольвейг упала перед ним на колени.
— Это же я, Сольвейг… Хватит! Не надо больше. Ему же… так больно!
В воспаленном сознании кузнеца осело лишь два слова: «Сольвейг» и «боль».
Ненависть и злоба, словно капля воды, упавшая в раскаленный горн — без следа испарились.
Мгновение — и пламя, окутавшее кузнеца — звучно схлопнулось, сменившись густым едким дымом. Черно — серое облако повалило от него, наполняя воздух мелкими тлеющими ошметками, и едкой гарью.
Он разжал пальцы. Измученный, обожженный король, изнывая от предсмертных судорог, рухнул на землю. Крылья его обгорели, до самого остова, волосы на лице и голове тоже. Обожженная кожа свисала лоскутами. Не было живого места на теле.
Арон взглянул на свои раскаленные добела пальцы, отступил на шаг, и обо что-то споткнулся. Это и был Ангус. Глаза заслезились от дыма, но, успел разглядеть, что только что сделал. Вот только торжества в душе совсем не было.
Король умирал. Все, кто наблюдал за происходящим безучастно, до этой минуты, ринулись к нему. Давящаяся слезами Сольвейг, многострадальная королева мать, израненные воины, Хаук… И даже местный староста, в сопровождении двух не струсивших воинов, осмелился, подойти ближе.
— Сольвейг! — позвал вдруг король, порванными связками. Он искал ее растеряно, озираясь запекшимися глазами.
— Я здесь отец! Я рядом.
Король повернул голову на ее голос и тихо заплакал.
— Прости меня. — прохрипел он — Я вел себя недостойно. Я сделал тебя такой, какая ты была. Я…. не показал тебе другую сторону жизни. Где есть любовь, покой, умиротворение. Я…. только сейчас это понял.
— Отец! — всхлипнула она — Не нужно сожалений — Я знала, что творила и делала это, потому что хотела. Но не назло тебе. Не надо!
— А ты изменилась… Правда! Я не вижу, но, наконец, чувствую это! Надо было потерять глаза, чтобы начать видеть сердцем. А кузнец! Где кузнец?
— К нему невозможно подступиться, ваше величество — отозвался Хаук.
— Это я должен был любить тебя так, как любит он. Он разглядел в тебе то, чего я не заметил. Не захотел увидеть. Я натаскивал тебя как боевого пса. Единственную из сестер. Я не думал о последствиях…. И ведь самое удивительное, ты смогла… ты полюбила! Твое сердце не очерствело, а душа вернулась к жизни. И это настоящее чудо…
Король закашлялся, на обожжённых губах проступила темная, густая кровь.
— Я искренне рад, что в своей бесконечно длинной жизни, видел то, что случилось сегодня. Теперь мне не страшно. Мне больно, но, радость за всех вас, меня переполняет….
— Уна! А где Уна? — запаниковал умирающий король.
— Я здесь. — коротко отозвалась она.
Уна…
— …мой король?
— Я чувствую, что ухожу, но все еще в твердой памяти! — выкрикнул король — Младенец выжил….
Уна взглянула на Сольвейг, в ожидании какого-нибудь ответа. Но та молчала. Лишь слезы катились из глаз, когда-то беспощадной девы.