Переписка меня взволновала, неожиданно «Ешкины» набрали миллион моих личных просмотров. А пока я следила за перепалкой, в один прекрасный день и нашего сына, в первый раз в жизни опоздавшего на четыре минуты, выставили к доске. Это было в октябре. Переживал тяжко. Страх быть снова выставленным к доске приравнялся примерно к позору быть отчисленным из пионеров в мое время. Ребенок начал вскакивать среди ночи, ставить будильник на 5 утра, лишь бы приехать вовремя.

Так не пойдет, решила я. Пообщалась с возмущенными родителями. Что, говорю, делать будем? Быстро выяснилось, что активно – ничего. Только возмущаться в чате. Пошла к Марьиванне одна. Можно ли, говорю, с нашим сыном по-другому? Излишне ответственен, чувствителен, да и не его вина. Это единственное опоздание было из-за нас, мы же его возим. Вы говорите мне, ругайте меня. Чего ему перед классом краснеть? Марьиванна сделала неприятное лицо «лезут-тут-всякие», но выдавила из себя, что да, мол, ребенок более воспитан и более чувствителен, чем другие, да и не опаздывает никогда, пожалуй, с ним так не стоит. Инцидент был исчерпан.

И жили мы дальше безоблачно. Облака появлялись периодически в связи с одним мальчиком, ведущим себя агрессивно. Назовем его Вовочка. Вовочка пару раз всколыхнул «Ешкиных» тем, что дал девочке в лицо, потом доставал мальчика и раз хотел спустить его с лестницы. Чат единодушно заголосил, что слышим, мол, каждый день про Вовочку. Начала я спрашивать Ярослава. Вовочка действительно – герой класса, житья от него нет. Ну пока решили, что обычный хулиган, коих много в любом классе. Дальше Вовочка периодически возникал в ежедневных обсуждениях школьных дел. То пристанет, то стукнет, то сломает конструкцию из Лего. Ребенок сдачу не давал, так как Марьиванна сказала, что Вовочка особенный и его трогать нельзя. Не критично, решили мы. Да еще и в унисон Марьиванне провели ребенку лекцию о том, что действительно бывают особые дети и толерантность наше все.

В апреле Вовочка поселился в нашей семье на ПМЖ. Все стало происходить как-то очень часто и очень остро. Ребенок рассказывал не охотно, но со слезами на глазах, отмахивался, что не надо обращать внимания, но приблизительную картинку можно было сложить. Одновременно несколько мам написали мне личные сообщения следующего содержания: «В курсе ли Вы, что Вашего ребенка третируют каждый день? Не видите ли Вы в этом проблемы? Дети дома рассказывают, что издевательства над Ярославом сродни тюремным. Защищать боятся, так как боятся Вовочку, плюс Марьиванна ругает, если Вовочку тронуть». Одна из мам призналась, что у них проблемы тоже остро стояли полгода назад, потом рассосались. Вторая мама поделилась, что одновременно с нашим ребенком третируют и ее дочь, причем, включая совсем жуткие истории с прижиманием к полу и требованием снять трусы (детям по семь лет!). Также все отмечали, что Вовочка тиранит детей в основном в отсутствии учителя или в гардеробе в конце учебного дня.

Обратились мы с мужем к Марьиванне. Услышали, что Вовочка и правда проблемный, что про диагноз никто не признается никогда, даже если он и есть, в семье проблемы тоже есть, но мама адекватна. На маму ни в коем случае не надо выходить. Вовочка наблюдается у психологов и неврологов, со 2 сентября по нему регулярно собирается педкомитет. И вроде бы даже есть улучшения. Услышали, между прочим, что по версии Марьиванны, проблемы есть и у девочки со злополучными трусами, потому что она провокатор и манипулятор (ну как все девочки), а наш сын постоянно ее пытается от Вовочки защищать. И если бы не защищал, то проблем бы не было. А раз пишут другие родители, это уже вопрос не Марьиванны, а администрации, и нужно идти к директору младшего блока, назовем ее, Комиссарова Роза Марковна.

Роза Марковна на встрече сделала вид, что про Вовочку ничего не знает (а как же педкомитет?), выслушала все, что беспокоит, записала, обещала все расследовать. При этом про упомянутую девочку тут же пустилась в ее характеристику, как провокатора и манипулятора (странно, про нее знает и вторит словам Марьиванны, а про Вовочку не слышала). Настойчиво хотела имен тех, кто мне писал-звонил. Не получив, попросила хотя бы передать, что открыта к разговору с другими, и они могут прийти. Очень попросила не выносить на весь класс и не приводить толпу.

Про открытость директора я писавшим мне мамам передала. Дальше мамы организовали подобие селекторного совещания, пригласив туда еще мам, и страдающих, и сочувствующих. Собрались мы в парке недалеко от школьного двора. Кто-то был лично, кто-то на телефоне. Все звучали очень заинтересованно и возмущенно. У всех были какие-то истории с Вовочкой. Идти к директору никто не захотел. Идти вместе было нельзя, она же меня просила без толпы. А я тогда еще очень уважительно относилась к школьной администрации и слово свое держала. Решили писать письмо. Все по разным причинам. Кто-то откровенно хотел Вовочку вон из класса. Кто-то был убежден, что с письмом факт будет зафиксирован, если этого не сделать, администрация пустит на тормоза, а так, при очередной агрессии Вовочки, да если еще с травмой, хотя бы нельзя будет отказаться, что проблема была известна. Я решила подписать, честно говоря, по довольно странной причине. Не давала покоя история про девочку-провокатора с трусами и ее трактовка в устах Марьиванны и Розы Марковны. Удобная версия, хотя звучала не правдоподобно. Стало очевидно, что могут просто зацепиться за эту версию, сделать девочку изгоем, а проблему не решить. В тот момент я даже подумать не могла, что изгоем в итоге станет мой сын. Вот абсурд всей ситуации. Я присоединилась даже не совсем из-за своего сына, а в основном из-за несправедливости в связи с девочкой. Мне показалось, она страдает даже сильнее моего сына. Письмо получилось довольно конструктивным, перечислили все имевшие место случаи агрессии, ни словом не обмолвились про учителя (понимаем, что делает все, что может), просили одного – принять меры по обеспечению безопасности детей и нормализации атмосферы в классе. Перечислили варианты решения – от тьютера для ребенка до как минимум мини-тренингов с детьми. Просьбы отчислить абьюзера из класса в письме не было. Тех, кто этого особенно хотел, все вместе убедили, что это и не толерантно (как я теперь не люблю это слово) и не законно. Письмо понести все отказались. Понес мой муж. Видимо именно поэтому нас впоследствии причислили к зачинщикам революции.

Дальше начался двухнедельный веселый период. Роза Марковна вызывала к себе подписавшихся по одному. С каждым разговор был разный. Кому-то она признавалась, что диагноз у мальчика есть, но … Кому-то особо активно настроенному говорила, что, конечно, ребенок проблемный, но вот вроде бы учитель делает все, что может. В этот момент прямо с урока срывали Марьиванну, которая с каждым следующим родителем была более нервная и при директоре говорила, что все подконтрольно, и что ей не трудно. Каким-то более тихим родителям сразу в первые минуты встречи показывали листочек с некой группой риска (дети, требующие особого внимания учителя), там прямо сразу под Вовочкой был обязательно нежданно-негаданно их ребенок. Такой тонкий шантаж с изящным запугиванием. Сходство встреч было лишь в одном – я и мой муж объявлялись запрещенными и с нами рекомендовалось не общаться.

Между тем в классе атмосфера была следующая. Вовочку забрали из группы продленного дня, стали то водить, то не водить на уроки. Всего в мае было дней пять его присутствия. Из них два дня наш ребенок не был обделен вниманием. В первый день мальчик набросился на сына и пытался повалить на пол, произнося при этом слова, которые тут нет возможности написать из-за цензуры. Марьиванна подбежала, отругала Вовочку. Во второй день Ярослава стукали по лицу, при попытке кричать затыкали рот. Марьиванна снова прибежала, снова разняла.