Малой расстроился. Ему одного удара хватит, чтобы уложить Руфуса на стойку. Я глянул вниз – куда придется падать.

Местная популяция Блаттелла Германика была достаточно велика, ее защищал тусклый свет и бурая полировка. Они жили на орешках к пиву и попкорне. В их движениях не сквозили страх или бешенство, как у Айры в квартире. Хорошая простая жизнь.

– Ты понял, о чем я. С этой сучкой и не поговоришь даже, – сказал Малой.

Руфус опять засмеялся.

– Только слышишь, как бедра по ушам хлопают. «Сладкая крошка, раздвинь-ка ножки, угости немножко».

Он хлопнул Малого по плечу, и я опять чуть не упал. Но теперь я заметил, что граждане в баре – бледные, ненатурального оттенка, жалкие в неоновом свете. Как и люди вокруг, они чересчур злоупотребляли алкоголем.

– Заткнись, Руфус, – сказал я. – Больше со здоровяком не спорь. Я тут жить не хочу.

– Сучка тащит зарплату прямо из-под носа. Не знаю, что с ней делать, – жаловался Малой.

– Чек на пособие, а не зарплату. Вчера три часа в очереди, не забыл?

Мерзкий голос нужно заткнуть. Сколько еще Малой вытерпит?

– Ну то есть что делать-то? Чтоб грина не тратила, но дело делала? – спросил Малой.

– Не спрашивай, – ответил Руфус. – Меня твои мерзкие телки не цепляют.

Я вцепился ему в волосы.

– Ты понял, да, о чем речь? – снова вмешался голос. – Пять минут назад она была шустрая девка. Теперь жаднюга слышит, что она тянет бабки, и шустрая девка превращается в мерзкую телку. Не волнуйся, Малой под кайфом, потом и не вспомнит.

– Я в телку не сунусь, если не чувствую ни хрена, – продолжал Руфус.

Теперь настал черед Малого смеяться. «Эль Продукто» закачался у него в зубах.

– То есть что – встает, если вдарят?

– Телки с мордой в кокаине – это не для меня. Чистый бизнес. И, раз уж речь о бизнесе, ты Лестера не встречал?

Малой допил пиво и заказал еще. Судя по отражению циферблата в его потном кумполе, дело к ночи.

– Слыхал про Лестера? Сделал табличку: «Я слепой, благослови тебя господь». Каждый божий день сидит на тротуаре у больших контор в центре, с палкой для слепых. К осени столько бабок сделает, что на «Линкольн» хватит. А зачем он тебе? Подать ему хочешь?

– Парень занял у меня полгода назад, и тут у него случилась амнезия.

– Да ну? Я думал, вы друзья.

Руфус допил коктейль и тыльной стороной ладони вытер губы.

– У меня один друг – зеленый доллар.

– Первое правдивое слово из уст твоего ниггера, – заметил голос.

Он меня видел. Я нырнул в дебри. Но на полпути к коже подумал – «мой ниггер»? Парень думает, что я вывел Руфуса на прогулку?

Кто меня тут может заметить? Кто станет со мной так разговаривать? И почему Руфус и Малой игнорируют провокации? Ну конечно – это же тараканий голос. Постоянное общение с людьми разъедает основные инстинкты.

Я поискал взглядом невоспитанного наглеца. Блаттелла в баре предавались обжорству. Те, что на полу и в попкорновой машине, – тоже.

– Теплее, – сказал голос.

Наконец я его увидел. Он взгромоздился на ирокез Малого.

– Это вьючное животное – не мой ниггер, – сказал я. – Не проецируй на меня свои проблемы, приятель.

– И что? Думаешь, этот – мой? Ничего подобного. Я живу в центре со специалистом по релаксации. Зовут Нирвана.

– А здесь ты что забыл?

– Как-то ночью спал с моей крошкой, а потом очнулся в метро на этой заплатке из скунса. Не иначе гелем для волос засосало.

Руфус вдруг поднял карающую руку.

– Мне двигаться пора. Замри, Малой.

– Желаю тебе здесь приятно пожить, – сказал я.

– Я отсюда свалю. Вот увидишь. А то он совсем обдолбанный, жалкий недоумок.

– А почему не уходишь?

– А крысиные патрули на каждом углу? Голуби! Ты смеешься? Шансов ноль.

– Хотя бы в бар спустись. Бон аппетит! Руфус поднимался со стула.

– Нет, не хочу. Я тут не останусь. Вернусь к Нирване. Он ей обещал, и на этот раз…

Он бубнил, топоча Малому по голове, будто Румпельштихен, и вдруг наступил в лужу геля. С ужасающим воплем он слетел по ирокезу, прокатился по лбу Малого и с негромким «плюх» нырнул в пиво.

Малой его не заметил.

– Ага, остынь, старик. Смотри не загнись. – Он махнул стаканом и выпил содержимое одним глотком.

– Спасибо, – сказал новый голос.

На этот раз я прислушался: еще один Блаттелла. Тот устроился в высоком помпадуре бармена.

– Меня уже тошнило от этого трепа про Нирвану. Каждую ночь, сколько недель уж. Я думал, мы от него никогда не отделаемся.

– На здоровье, – ответил я.

Минутой позже мы с Руфусом уже шагали по улице. Я слышал примитивный ритм ударных. Когда он стал громче, я разобрал голоса рэпперов. Это не музыка: ни мелодии, ни гармонии, даже тон не меняется. Голос бубнил сплошь о страсти, обольщении и сексе, порой вкрапляя деньги. Живительная квинтэссенция человеческих амбиций; если бы Айра мыслил так же трезво, сидел бы я сейчас дома, в безопасности и тепле. Должно быть, приход рэпа завершил некий цикл человеческого развития. Когда «сапиенс» впервые заболботал и стукнул по бревну, вряд ли звук сильно отличался от этого.