– …эта сука хочет сотню долларов за то, чтобы показать мне, какого цвета у нее трусы. Блин. Я ей говорю: оставь под окном, я гляну…

– …мамочка извиняется, что пришла так поздно, но этот толстяк, который называется босс, заставил ее остаться и кое-что печатать. Моя маленькая Фифи уже, наверное, совсем раздулась. Вот здесь, дорогая. Какая хорошая девочка…

В отличие от остальных этот монолог не затихал. Дошло не сразу. На меня внезапно обрушился ливень горячей ядовитой мочи. Я стал невесомым, трещина заполнялась, и я, как ни цеплялся за бетонные утесы, поплыл. Скоро окажусь на уровне тротуара, струя Фифи ударит мне прямо в лицо, и я буду абсолютно беспомощен, когда она повернет голову, чтобы полюбоваться своей работой.

Но Фифи иссякла, не успел я всплыть. Хорошая девочка. Бетон подсыхал, и я забрался поглубже в трещину. Моча на моем теле похолодела; теперь несколько дней буду вонять. Я высунул голову, чтобы посмотреть, как уходит Фифи: засранная задница белой пуделихи подергивалась в такт клацанью наманикюренных когтей по асфальту. В отместку я представил, как она и ее толстозадая крашеная блондинка в трениках, связанные блестящим поводком, убегают по лесу от толпы ухмыляющихся волков. Мне полегчало.

Уличное движение не прекращалось до полуночи, но затем я легко разыскал Цыганкину квартиру. Я ожидал увидеть какой-нибудь притон или ночлежку, но оказался в изысканном доме с большим разукрашенным вестибюлем. Между двойными дверями, прислонив голову к стене, спал швейцар. Я миновал его и пошел к почтовым ящикам, где выяснил, что она живет в квартире 8Б.

По лестнице слишком высоко, так что я вошел в лифт. Я понимал, что придется подождать, но мне требовалось обдумать, что я стану делать у нее дома.

Цыганка. Эсмеральда Козар. История ее прихода в Айрину жизнь была важной местной легендой в те дни, когда я, еще нимфой, впервые появился в кухонном шкафчике.

Айра говорил по телефону:

– Ленни? Это Айра. Слушай, ты не поверишь, что сегодня случилось. Я пошел на вечеринку к Лефковицу Махони. Разговариваю с миссис Лефковиц – настоящая корова, – и тут какой-то дурень толкает ее под руку. Весь мой бежевый костюм залит красным вином. Тот, что я купил на распродаже у Бернштейна в том году. Прямо в промежности, если ты извинишь такую подробность.

Я пытаюсь оттереть его содой. Не выходит. Ты слушай, тут все и началось. Подходит женщина, смотрит на мои брюки и говорит: «Да ты феминист. Мне это нравится». …А? Невысокая, симпатичная. Все остальные в вечерних платьях, а эта в такой цветастой хипповой тряпке. Но ей никто слова не сказал… Погоди. Потом она говорит: «Принесите мне выпить, ладно? Меня каблуки доконали». Она их в руках держала, представляешь? «Говорят, на каблуках у нас попы красивее. Вы как думаете, стоят они таких мучений?» Я стою, глазами хлопаю. Что? Ничего ей не сказал… О, ну конечно, ты бы ответил, теперь легко говорить. …Ну и вот, она говорит, как ее зовут и еще – что такая фамилия в телефонной книге всего одна. И уходит. Вот так вот. Как думаешь, мне ей позвонить? Или она чокнутая?

Ленни вероятно, представил, каким грандиозным развлечением обернется это знакомство, и уговорил Айру позвонить. В субботу она явилась в гости – такого наша колония сроду не видала.

Она прошла на середину гостиной, бросила на пол разноцветную тряпичную сумку, изобразила пируэт и сказала:

– Ни фига себе, как чисто! – Насмешка была и в голосе, и во взгляде.

Айра жался к стене.

– Благодарю вас, – нервно сказал он. Сразу видно: не его класса женщина. Никто в колонии не мог понять, зачем он ее позвал. Она нагнулась и сняла туфли.

– Ну-ка посмотрим. Как-то здесь нужно по-обитаемее сделать. – Одну туфлю она кинула на диван, вторую на стул.

– Пожалуйста, не надо. Ты же только что с улицы.

– Нет. Мало. Попробуем так. – Она задрала платье выше бедер, расстегнула подвязки и сняла чулки. Один швырнула на кушетку, второй на спинку стула.

Айра протестующе открыл рот, но звука не последовало. Он лишь отступил на шаг.

– Нет, все равно мало. – Она изогнулась, расстегнула платье на спине и выскользнула из него. Она была голая па пояс, а своей подростковой грудью гордилась не меньше, чем Амброзия – своим выменем. Цыганка расстелила платье на диване – будто полдивана завалили цветами. Оставшись в поясе для чулок и трусиках, она села и вытянула ноги.

– Вот так гораздо уютнее. Ты как думаешь?

Айра никак не думал: он уже спрятался в кухне. Она засмеялась. Ей хватило часа, чтобы овладеть им на полу в гостиной, отменить его правила и завладеть всей его жизнью.

Околдованный Айра скоро начал умолять ее переехать к нам. Она щекотала ему нервы. С ее дьявольской интуицией она всегда знала, насколько его можно гнуть, чтобы не сломать. А ему нравилось прогибаться.

Почему она осталась? Сначала – затянувшаяся шутка. Потом распробовала вкус сексуальной власти. Кроме того, оставшись, она экономила кучу денег – она была бедна. И кто знает, быть может, даже испытывала к уроду нежность.

Несколько часов лифт катался вверх-вниз и наконец остановился на восьмом этаже. Было очень поздно, так что я направился прямо по коридору под дверь квартиры 8Б.

Я сразу понял, что ошибся. Безукоризненно чисто, воняет моющими средствами и дезинфекцией. Никаких признаков насекомой жизни: даже бактерий толком нет. Никаких тряпок на диванах, никакой еды на столах. Я неправильно прочитал эту чертову надпись, и теперь придется возвращаться.

Я целый час ждал, пока откроется лифт. Во время утренней суеты я спрятался в мягком кресле в вестибюле. Почтальон доставил почту. Я снова пробежался по блестящим хромированным ящикам; в дневном свете я был как на ладони и очень уязвим. Пожилая леди, открывавшая рядом ящик, вскричала «Фу-у!» и стукнула по металлу. Я нырнул через щель в чей-то каталог «Л. Л. Би-на». Когда леди ушла, я вылез и закончил пробег.