Шрифт:
—Черт! Черт! Черт!
Молан истошно колотил по рулю. Незнание и ложь породили внутри бушующий огонь злости, что норовил выйти наружу. Сигнальная кнопка издала истошный вопль, привлекая внимание стоящих неподалеку сотрудников. Непонимающие взгляды обратились к хозяину автомобиля, что бился в нервном порыве. Легкие Хэйса сжимались и разжимались, выпуская наружу клубы алкогольного пара.
« – У меня есть много причин, предлагать тебе, посетить отдел «Зачистки», но центральной, и самой главное остаешься ТЫ САМ…»
Слова Корна эхом раздавались в мыслях следователя.
Ладони обхватили гладкую поверхность руля, голова беспомощно опустилась вниз. В кармане пиджака, Хэйс нащупал трезвонящий телефон. На дисплее высветилось имя напарника, который настойчиво выжидал ответа по ту сторону трубки. Поразмыслив секунду, Молан отклонил вызов, отбрасывая аппарат на заднее сидение автомобиля. Ключи зажигания сделали оборот, приводя в действие двигательную систему.
– Прости, Нил, но тебе не к чему влезать в это дерьмо еще больше.
Нога уперлась в пол, вжимая педаль газа. Поворот руля, и машина выехала к выходу, за пределы «Кровавой Тюрьмы». Ворота заскрипели, отворяясь перед гостем.
Пока следователь разрывал свою душу по частям в поисках решения, начальник тюрьмы медленным шагом мерил залу кабинету, потягивая алкоголь из стакана. Глаза грустно взирали в пасть темного коридора, выжидая, что взбалмошный службист вернется и метнет злополучную карту прямо в круглое лицо Захарии. Но два часа пролетели в нервном томлении, пока сердце старца не успокоилось, победоносно ликуя.
Глава 4. Гром в тихую ночь.
Только действительность никогда не лжет.
Джек Лондон
Синие глаза распахнулись навстречу рассветным лучам.
Минуло три дня после побега из «Кровавой Тюрьмы.»
…Рука ноет под многослойной повязкой, напоминая о последствиях совершенных ошибок. Продуманный план, верные соратники за спиной, но один неверный шаг разрушил многолетние задумки, лишил жизни невинных мужчин и женщин.
Они шли, сражаться с системой, но погибли, едва переступив порог камер…
Фай проклинал свою беспечность, свой ум, что всегда был холоден и расчетлив, но сломался под воздействием наглой самоуверенности. Он помыслить не мог о предательстве, тем более кровоточила рана в душе.
…Лишь Йен знал о точном времени нашего прибытия. Заключенные не были проинформированы в столь мелких деталях. Им раздали маски, как только в комнату с персоналом пустили газ. Сомнений быть не может…
– Эй, ты как? Как плечо?
Тео оперся всем телом о дверной косяк, держа в руках кружку с дымящимся кофе. Его и без того исхудалое лицо, осунулось и посерело, словно за пару дней бывший службист потерял десяток лет.
– Это меньшее, что меня беспокоит.
Убойщик поднялся с постели, подставив лицо палящим прикосновениям солнца. Новое жилище находилось высоко в горах, в месте, куда не каждый альпинист решит ступить, тем более проехаться на четырехколесном агрегате. Деревья-псы сторожевые, укоренились в твердой земле, вытянув голые ветви, словно руки. Осенние холода принесли порывы северного, колючего ветра, разгуливающего днями и ночами.
Укрытие находилось довольно далеко от города, что, отчасти, играло на руку противникам системы. Несколько лет назад, Фай выкупил этот небольшой дом у старого фермера, желающего перебраться ближе к серому, безжизненному городу, дабы провести последние минуты, прожигая накопившейся денежки на счете. О приобретении не знал никто. Как бы агент не хотел, но колкие мысли, о возможном провале, подбивали, подготовить пути отхода. Двуличие Йена стало той самой замедленной бомбой, разорвавшейся с размахом.
– Прекрати, винить себя в том, что произошло. Ублюдок Йен получит свое. Ты не…
– То, что произошло, целиком и полностью лежит на мне! Я сделал его одной из центральных фигур в плане, я доверился человеку, который лил в уши дерьмо, про свободу и равенство! Я позволил ему, надуть себя.
Жар обдал скулу, оставляя красный след. Ладонь Тео замерла в воздухе, после удара. Пальцы пульсировали от напряжения.
– Если опять начнешь, лепетать, словно пристреленная псина, я повторю.