Шея затекает, а спина разгибается с трудом, когда я ставлю точку и выдыхаю.

— Устала? — спрашивает он.

— Не самое удобное положение, — хмыкаю я, выгибая спину и растягивая руки в разные стороны, чтобы размять мышцы. — Я должна идти.

Мэйсон поднимается на ноги и протягивает мне ладонь, которую я принимаю и поднимаюсь на ноги.

— Какой у тебя факультет?

— Думала, ты всё знаешь, — улыбаюсь я.

— Ты никогда не говорила, — пожимая плечами, он забирает сумку с ноутбуком из моих рук.

— Журналистика.

— Я готов дать своё интервью вечером, — улыбается Мэйсон.

— Никто не сомневается.

Направляюсь к выходу, а Мэйсон следует за мной. Его шаги эхом отражаются в стенах пустого коридора, как будто он специально наполняет тишину чем-то звучным.

— Почему ты не читаешь что-то из своего?

— Из своего? — вскинув брови, он открывает дверь и пропускает меня вперёд. Свежий воздух тут же бьёт в лицо.

— Из психологии.

— Читаю, когда приходится.

— Тебе не нравится?

— Не знаю. Это… — почесав затылок, Мэйсон смотрит в мои глаза. — Сложно.

— Сложно тебе или сама психология?

— Это не то, чего я хочу.

— А чего ты хочешь?

— Чтобы ты осталась со мной сегодня, — улыбается он.

— Мэйсон…

— Ладно, понял. Сейчас я хочу заниматься тем, чем увлекаюсь с детства: боксом.

— Что означает сейчас? Ты можешь передумать?

— Да, я не знаю, что будет завтра или через год. Чего хочешь ты?

Задумываюсь над ответом, который должна дать, и беру молчаливую паузу. Я никогда не задавала себе этот вопрос. Чего я хочу? Конечно, есть до банальности простые ответы: чтобы мама была рядом; завершить обучение; устроиться на работу. Чего я в действительности хочу? Не знаю, и это чувство незнания пугает меня сейчас. В один миг понимаешь, что то, к чему ты шла — вовсе не твоё желание, а некая обязанность. Как будто я занимаюсь не тем, что хочу. Внутри раздаётся первый звоночек, который мне не нравится. Как самый простой вопрос может завести в тупик?

— Так и?

— Я… не знаю, — честное признание, которое для Мэйсона ничего не означает, в то время как меня угнетает подобное понимание.

— Не знаешь? — слишком спокойно переспрашивает он, и я удивляюсь отсутствию удивления.

— Я хотела бы путешествовать, — это то, что приходит в голову первым. Меня всегда интересовали разные страны.

— И всё?

— Наверно, — выдыхаю я. — Почему ты даже не удивлён?

— А почему должен? Ко всему приходишь со временем, нет определённых стандартов. Мне не говорили, что я в шестнадцать должен получить машину, в девятнадцать поступить в университет, в двадцать пять сидеть в тухлом офисе. Я… просто пошёл по стопам отца. Он учился на юридическом, и не работал адвокатом и дня. Всего лишь бумажка. У тебя нет интересов?

— Я просто делаю, что должна.

Резко затормозив, он останавливает меня и кладёт ладони на плечи, устремляя глаза прямиком в мои намного глубже, чем я могу позволить.

— Ты никому ничего не должна, запомни это раз и навсегда, — говорит Мэйсон. — Ты будешь делать только то, чего сама хочешь. Не выбирай заготовленный для тебя путь другим. Хочешь улететь прямо сейчас — улетай, это твоё желание, чёрт возьми, ты всегда можешь вернуться обратно.

— Скажи об этом маме.

Мэйсон выдыхает и качает головой.

— У твоей мамы своя жизнь, она её выбрала. Ты должна сделать свой. Чего ты хочешь сейчас?

— Прямо сейчас?

Кивнув, он в ожидании смотрит на меня, а я перевожу взгляд на его губы. Поцеловать его — вот, что я хочу сейчас.

— Я уже знаю, — улыбается Мэйсон, в следующую секунду его губы касаются моих, разжигая пламя, которое никогда не потухает рядом с ним. Разорвав поцелуй, он смотрит в мои глаза: — Что ещё?

На самом деле, мне мало, критически мало. Я становлюсь зависимой от его касаний и поцелуев. Закусываю губу и пожимаю плечами, но глаза вновь выдают меня и Мэйсон понимает всё с полуслова. Заключив моё лицо в свои ладони, он встречается со мной губами. На этот раз, всё не так мило, как было минуту назад, поцелуй переходит в тот, что легко кружит голову и приносит поток воспоминаний прямиком из его кровати. Цепляюсь за его предплечья и сжимаю ткань футболки в кулаках. Делаю шаг назад, но Мэйсон не отпускает меня и не позволяет отстраниться, тем самым мы шагаем: я, пятясь назад, а он за мной. Я совсем не готова к тому, что это может привести нас к первому тёмному уголку.

Смеюсь у его губ, и получаю завершающий поцелуй.

— Я должна идти.

— Я знаю, — выдыхает Мэйсон. — Позвонишь вечером?

— Я подумаю, — улыбаюсь, поднимаясь по лестнице, пока он остаётся у первой ступеньки.

— Подумаешь? — усмехается Мэйсон. — Мне придётся прийти лично.

— Хорошо, — киваю, открывая дверь кампуса.

— Хорошо, приходи или хорошо, я позвоню?

— А ты как хочешь?

— Я приеду, — получаю его лучезарную, проникающую прямо в сердце улыбку и скрываюсь за дверью.

До комнаты добегаю в состоянии эйфории и абсолютного отсутствия серой жидкости в голове. Тяжело поддаваться эмоциям, когда ты — человек разума, но с Мэйсоном у меня получается всё. Я уже не улавливаю, где я с головой на плечах, а где влюблённая дура.

Захожу в комнату, и улыбка медленно сползает с лица, хотя не должна. На прикроватной тумбочке ноутбук, а вещи Деби отсутствуют. Я понимаю это сразу по пустой кровати, заправленной лишь одеялом. Дверца её шкафа открыта, и за ней не видно ни одной вещи, лишь пустые вешалки, мирно покоившиеся на перекладине. Открываю ноутбук и успеваю поймать обрывок листочка, на котором написано лишь «прости, я всё исправила». Я не знаю, пугаться или радоваться, ушла ли она сама или её заставили, побоялась ли она смотреть в мои глаза или просто торопилась. Ответов на эти вопросы нет. Удивляет и то, что на ноутбуке нет ни единой царапинки, он исключительно чист, как будто его вовсе не трогали.