— От моей сестры, — выдыхаю я. — Она изобьет меня до смерти.

— Ты уехал со дня рождения Эйдена! — восклицает Мэди.

Глаза Трикси обращаются к Мэди, и вновь возвращаются ко мне. Вижу очередной вопрос в её глазах. Молча киваю, понимая, что именно она хочет знать: это было тогда, когда я приехал к ней и обнаружил того ублюдка в её комнате.

— Это моя вина, — сообщает Трикси, чем шокирует Мэди, но моя сестра не такая доверчивая в данном плане.

— Не оправдывай его.

— Я не оправдываю, мне просто незачем.

Трикси выдыхает. Знаю, она не хочет об этом говорить и распространяться, но я чувствую, что она считает нужным рассказать.

— Ты не должна, — кручу головой, советуя не вспоминать произошедшее. Конечно, она не слушает меня.

— В моей комнате был урод, который кое-что хотел. Мэйсон приехал вовремя.

Меня удивляет короткая история, из которой Трикси упускает всё, но одновременно рад, что она не вдаётся в подробности. Смотрю на девушку, которая в ответ смотрит на меня с той же благодарностью, что была утром на следующий день.

— Так это правда? — хмурится Мэди. — Ты избил кого-то в кампусе?

— Да, — подтверждаю то, что успело дойти до неё.

— Ты в своём уме? — на тон выше, восклицает Мэди, смотря на меня с ужасом. — Он же попал в реанимацию! Господи, о чём ты думал? Папа убьёт тебя, когда ректор опять позвонит ему!

— Он не позвонит.

— С чего ты взял? — кричит она.

— Он бы уже позвонил. Они не имеют никаких претензий.

— Не имеют претензий!? Ты сошёл с ума! Ты же почти убил человека!

Хватаясь за голову, Мэди делает несколько шагов назад, продолжая смотреть на меня широко распахнутыми глазами. Сейчас перед ней не брат, а практически убийца, но я продолжаю держаться. Чувствую себя дерьмовей некуда, но не могу рассказать правду. Семья — это люди, которых я боюсь разочаровать в первую очередь, но сейчас этим занимаюсь. Как шутливая форма разборок перетекла в это?

— Не вини его, — вступает Трикси.

— Не винить? Ты шутишь? — смех Мэди далёк от веселья. — Ты понимаешь, что он сделал?

— Да.

— И это нормально для тебя?

— Если бы не он, я могла сейчас находиться в какой-нибудь психиатрической лечебнице!

— Мой брат избил человека до полусмерти у тебя на глазах, тут любой обратится к психологу!

— Если бы не твой брат, то этот человек мог изнасиловать меня, возможно, не раз! — тихим, но настороженным тоном, сообщает Трикси.

Глаза Мэди становятся ещё больше. Теперь она с ужасом смотрит на Трикси. Уверен, она борется со слезами. Но проигрывает. По её щекам стекают первые капли, которые она тут же смахивает ладонями. Сердце моментально сжимается. Сокращаю расстояние и прижимаю её к себе. На этот раз Мэди не борется и не кричит, она молчит, не издавая даже всхлипа. Рядом возникает Ди, лицо которого белее некуда. Кажется, я не далеко от него ушёл. Во всей этой ситуации в полном непонимании находится только Трикси. В её глазах замешательство, но я не могу ей рассказать. Эти проклятые тайны я готов унести в могилу.

— Это правда? — шепчет Мэди.

— Да, так вышло, — тихо говорю я. — Она не брала трубку, а у меня было плохое предчувствие.

— Из-за этого ты был без настроения?

— Изначально нет.

Мэди обращает взгляд к Трикси, которая сжала ладони в замок перед собой и опустила голову, ковыряя носком обуви плитку.

— Прости… — вздыхает Мэди. — Я… не подумала.

— Ничего не произошло, тебе не за что извиняться, — Трикси поднимает глаза и пожимает плечами.

— Это ужасно.

— Могло быть, но не было.

Сестрёнка переводит взгляд на меня.

— Ты не должен так поступать, Мэйсон, так нельзя! — хмыкает она. — Хватит пользоваться своим превосходством, ты мог убить его.

— Я знаю.

— Почему ты не понимаешь?

— Потому что мне ничего не оставалось.

— Оставалось! Ты мог вызвать полицию!

— Мог, но уже поздно. Всё произошло, и я не могу ничего изменить.

— Хватит думать только о себе!

На самом деле, о себе я думаю в последнюю очередь. Изначально на первом месте была семья, потом Эмили, после Мэди, а сейчас Трикси. Я не помню, чтобы думал о себе хоть когда-нибудь. Всю жизнь на первом месте в собственной судьбе был не я, а другой человек. Я не помню, чтобы получал взаимность. Я не помню, чтобы кто-то любил меня сильнее, чем я его. В то время как я могу отдать последнее, не было человека, который может отдать всё в ответ. Я понимаю, что не могу требовать того же, никто не обязан отвечать взаимностью, но это не отменяет желания. Возможно, это взяло своё и поспособствовало некому эгоизму, который есть сейчас.

— Посмотри на всё с другой стороны, — говорю я.

— С какой другой? — хмурится Мэди.

— Я был готов отдать себя за тебя, Эмили, Трикси. Всё, что было и есть. Убого, что я прошу любви и понимания. Какой-то хренов замкнутый круг.

Отпускаю её и делаю шаг назад. Я делал всё не только для них, а для всех, кто был рядом. Помогал, выручал, рисковал, брал вину на себя, бросал всё и мчался со всех ног, лишь бы быть рядом и протянуть руку, дерьмо, ведь в то время как этого не делал никто. Прося о чём-то незначительном, в ответ я получал глупые отговорки и оправдания. Скорее всего, я просто не разбираюсь в людях. Абсолютно не разбираюсь. Рано или поздно понимаешь, что цены твоим поступкам нет, и тогда возникает оно — отрешение. Не желание что-либо делать и продолжать помогать. В голове тут же всплывают слова Сида, который когда-то бросил: