— И у тебя это? — интересуется Трикси.

— Сейчас Ди.

— Почему сейчас?

— Потому что у всего есть клеймо «временно».

— Ты пессимист.

— Нет, скорей реалист. Это как со стаканом: оптимист думает, что он наполовину полон; пессимист считает, что он наполовину пуст; реалист думает, что это просто стакан с водой.

— Ты настроен не совсем на положительное.

— Что вижу, то и говорю.

— Это хорошо?

— Не всегда, — качаю головой, и открываю дверь кафе, пропуская Трикси вперёд. — Люди не любят правду.

— Твоя правда обычно грубая.

— Потому что не бывает сладкой правды.

— Я разговаривала с мамой.

— Сегодня?

— Да, пока тебя не было, у неё была пара свободных минут.

— И как?

— Почему туда нельзя приехать? — хмурится она, занимая свободный столик у окна, обращая взгляд к горизонту за стеклом. Солнце давно скрылось за тучами, оставляя после себя лишь темное небо.

— Есть много причин.

— Когда-нибудь это закончится.

— У всего есть конец, — киваю я, приступая листать меню и чувствуя тяжёлый взгляд Трикси на себе.

Как я и говорил, не все любят правду. Я мог бы сказать, что все будут жить долго и счастливо, наблюдать за бабочками и нюхать цветочки, но это далеко от реальности. Неплохо надеяться на лучшее, но готовиться к худшему.

Листаю страницу за страницей, не решаясь на чём-то остановиться, и вовсе не ожидая того, что Трикси окажется рядом. Девушка проскальзывает под рукой и примыкает ближе, обнимая мою талию рукой. Уткнувшись носом в мою шею, она глубоко втягивает воздух и опускает плечи.

— Из тебя ужасный романтик и оптимист.

— Не правда, — улыбаюсь я, обнимая её плечи. — Из меня хороший реалист.

— Ты смотришь на это слишком оптимистично.

— Ну, вот, ты уже неправа. Я оптимистичный реалист.

— Да, конечно, — посмеивается она. — Я кое-что хочу.

— Ты подлиза, — усмехаюсь, опуская голову к её лицу. — Подсела ко мне только ради своей выгоды.

— Нет, я только что придумала.

— Охотно верится.

Трикси улыбается, завораживая блеском глаз. Положив ладонь на мою грудь, она сжимает футболку и тянет меня ниже. Я ожидаю совсем не того, что она хочет предложить. Казалось, что она вот-вот поцелует меня, но всё выходит иначе.

— Кто первый поцелует, тот спит, а кто проиграл, идёт за кофе с утра.

— Тогда я проиграл, — улыбаюсь, встречаясь с её губами.

Резкое изменение климата в Филадельфии отразились на Трикси. Со вчерашнего дня, она шмыгает носом, говоря, что это обычный насморк, но я отлично вижу. Её состояние далеко от здорового. И благодаря этому, я сел за руль сразу после последнего боя, собрав наши сумки за день до выезда. Не прошло и часа, как мы приехали в отель, где их нужно было только забрать и загрузить в машину. Вдали показались первые дома, намекающие на то, что мы приехали в Нью-Йорк.

Смотрю на девушку, которая свернулась калачиком в кресле и укрылась одеялом, которое по счастливой случайности нашлось в машине. Обдув работает лишь на половину, но жарит так, что по ощущениям на всю мощность. Кроме того, подогрев сидения Трикси также включен, так она называет простуду «небольшим насморком». Не желая признавать очевидное, она продолжает держать нос по ветру, следуя за мной. В любом другом случае, я бы не оценил подобного рвения, но, когда дело касается её — я мыслю иначе. Знание того, что она в Филадельфии и занимает место в зале, придаёт невероятное одушевление и приятное тепло на душе. Мне нравится, что она может пойти за мной, будь это соревнования в другом городе. Она пропускает учёбу, но всё равно остаётся со мной.

Подъезжаю к дому и нехотя бужу её, водя кончиком пальца по лицу, что заставляет её морщить носик и отворачиваться.

— Мы приехали, — сообщаю я.

— К кампусу? — утыкаясь в руки, бубнит девушка.

— Нет, ты не останешься в кампусе.

— Вези меня к кампусу.

— Будешь со мной спорить или дашь о себе позаботиться?

— Ты не обязан, Мэйсон, — хмыкнув носом, Трикси принимает сидячее положение. Блеклость её глаз, тревожит меня. Я люблю их золотой блеск.

— Не обязан, но хочу. И это моя вина.

— Ты не виноват, я сама отказалась пересесть.

— А я предложил сходить в кино, — добавляю с улыбкой. — Мы оба виноваты, что ты заболела.

— Ты непробиваемый.

— Ты упёртая. Вряд ли нас назовут парой года.

— Жаль, я могла бы смотреть на статуэтку в старости.

— Собиралась хранить её до старости? — смеюсь я, помогая отыскать ей обувь с помощью подсветки.

— Возможно, — кивает Трикси.

— Мне нравится твоя честность.

— Я была честна не до конца, — улыбается она. — Не сказала, что могу убить тебя ею.