— Ты прав. Держи друзей близко, а врагов ещё ближе. Я прислушалась.

— С каких пор я стал твоим врагом?

— Ты ни друг и ни враг. Я просто знаю о тебе достаточно, чтобы не верить в сказки, которые ты любишь рассказывать.

Качаю головой и встречаюсь с ней глазами. Сердцебиение увеличивает ритм, и я выстраиваю стену, не позволяя ей проникнуть глубже. Мне не нравится, что я чувствую себя уязвимым рядом с ней.

— Я никогда не рассказывал сказки и не садился на уши. Я не утруждаюсь запоминать имена и брать номера. Каждая из них знает меня, и каждая из них сама проявляет ко мне интерес, а я лишь даю то, чего они хотят. Всё предельно просто. Никаких обещаний и лжи с моей стороны. Ты винишь меня за то, что вы любите встраивать ложные представления, но посмотри правде в глаза. Я не влюблюсь в тебя после секса и даже после поцелуя. Это всё выдумки из фильмов. Я получил своё ровным счётом, как и они.

— Ты поступаешь по-свински, — фыркает Трикси.

— Я поступал бы по-свински, если бы весил лапшу на уши. Со мной всё предельно просто. Нет надежд — нет разбитого сердца.

Ещё несколько секунд, она смотрит в мои глаза и, поморщив носом, отворачивается, вновь приступая к тренировке, то же самое делаю я. Не могу сказать, кто из нас получил победу, мы оба остались при своём.

До тех пор, пока Трикси не уходит из зала, я не могу сосредоточиться. Так или иначе, нахожу глазами девушку и проклятую дыру внутри себя. Она ничего не делает, но та ноющая боль даёт знать о том, что она ещё присутствует во мне. Темнота окутывает разум, и я увеличиваю скорость и силу удара, пытаясь избавиться от чувств и прошлого, которое продолжает преследовать меня.

Как только её спина скрывается за поворотом, наношу по груше последний удар, прикладывая к нему всю ярость, скопившуюся внутри. Скидываю перчатки и вытираю лицо руками.

— Черт! — цежу я.

Если я — ни враг и ни друг, то кто я? Легко: я хочу быть больше этих двух значений. Мне не нужна даже середина в виде никого. Я хочу быть кем-то для неё.

При разговоре с Мэди, мама как-то обмолвилась, что худшее из мук — отрицание чувств. Бессмысленность, которая ни к чему не приведет, а лишь усугубит. Ты добровольно отказываешься от того, чего желает сердце. Это равно тому, что ты отказываешься от самого себя, выдавая ложь за правду. Ненавидя враньё, я часто бью правдой там, где она вовсе не требуется. Это одновременно проклятие и святость. Не знаю, что способно погубить меня: другой человек, или я сам.

Завершаю тренировку, не желая оставаться один на один с самим собой, и следую в раздевалку, а после в душевые.

Контрастный душ помогает взбодриться и обрести чистое сознание, где нет места дерьму. Сегодня предстоит побегать ради младшего братишки, которому скоро шестнадцать и которому родители решили закатить не хилую тусовку. Засранцу повезло. Я бы тоже вернулся в школу, чтобы повторить наше день рождения. Исключить бы пришлось только одно, точней одну. Резко поворачиваю кран и получаю напор ледяной воды. Никакого нытья и воспоминаний о ней.

Смотрю на постой крючок и хмурюсь. Я пока не страдаю амнезией.

Проклятый шкафчик тоже пуст. И ключ, покоившийся рядом с полотенцем, которого, кстати, тоже нет — исчез. Все мои вещи испарились вместе с паром в душевой. Но остались кроссовки. Отлично. Оглядев квадрат со шкафчиками, я усмехнулся.

Выруливая из раздевалки, прикрываю хозяйство и гордо вышагиваю по коридору университета, ловя ошарашенные взгляды студентов. Улыбка становится ещё шире, когда девочки в открытую рассматривают моё тело. Я готов надрать одну задницу и вернуться к желающим уединиться. Попутно подмигивая, нахожу нужную блондинку в потоке, в направлении которой устремляюсь.

Карие глаза обращаются ко мне, когда я кладу ладонь на её плечо и силой разворачиваю к себе лицом.

— Пляж для нудистов не здесь, Картер, — вздёрнув подбородок, парирует она.

— Да? У меня проблемы с географией. Верни одежду, и мы разойдёмся на мирной ноте. долбит

— Какую к чёрту одежду? Ты обдолбался или пропустил удар в голову от груши?

Усмехаясь, я склоняюсь к её уху, и рукой упираюсь на стену около светлой головы.

— Девочки уже увидели всё, что необходимо, и я желаю только одного: чтобы ты отдала одежду, а я вернулся к ним, показав не только внешность, но опыт.

— Я не знаю, о чём ты, — фыркает она, положив ладони на мои плечи и оттолкнув в сторону.

В эту же секунду пакет в её руках начинает играть мелодией, которую я поставил на отца. Из-за этого, моя улыбка становится только шире. Наверно, каждый во вселенной понимает, что мои джинсы сейчас покоятся в этом пакете.

— Поторопись, у меня дела.

— Я не знаю, о чём ты, — продолжает она.

— На кого поставила эту мелодию?

Девушка морщится, а я силой забираю пакет из её рук и достаю мобильник из кармана своих джинс, улыбаюсь тройке рядом с ней. Одна уже есть в моём списке, но, вероятно, ей всё понравилось, ведь она снова улыбается мне. Тройка переглядывается между мной и кем-то ещё, но моё внимание занято. Маленькая чертовка решила перейти мне дорогу, но я не слабак, и со мной эти девчачьи штучки не прокатят. Разводилу не разведёшь.

Поиграв бровями, я прижимаю телефон к уху, чтобы ответить, но голос отца раздаётся не по ту сторону линии, а прямо по коридору. И тот восторженный шёпот, который слышался пару секунд назад от её подруг, оказывается, был из-за отца, которого сочли за будущего преподавателя.

— И какого хрена? — выгнув бровь, усмехается он.

— Решил проветриться, — ответно ухмыляюсь я, понимая, что сейчас на наших лицах одно и то же выражение лица. Перевожу взгляд на занозу в заднице и вскидываю бровь. — На твоём месте, я бы больше так не делал, иначе придётся отрабатывать.