– Спасибо, Франчишка Игнатьевна. Мы ничего не хотим!
– в один голос сказали женщины.

– Как же вы можете отказываться от такой тыквы! А когда я прихожу до вас, то сколько вы меня кушать заставляете? И того попробуй и этого откуси. По-вашему, Франчишка не может угостить? Что она, не знает, как нужно принимать гостей?

– Ну что ж, тыква так тыква... Давайте, тетя Франчишка, тыкву, решительно заявил Усов, подсаживаясь к столу.
– Тыква, брат, тонкий деликатес, если кто понимает, - продолжал он, с усмешкой поглядывая на шептавшихся женщин.

– А чем вас угощала пани Седлецкая?
– с любопытством спросила Франчишка Игнатьевна, ставя на стол сковородку с пареной тыквой.

– Графинчик вишневочки появлялся...
– ответил Усов, пробуя дымящуюся тыкву.

– Чуешь, баба, чем угощает Стаська? Вишневкой, а ты тыквой! вмешался Осип Петрович и так смачно крякнул и разгладил усы, словно уже опрокинул стаканчик забористой вишневки.
– Ты бы лучше швырнула на стол нам солененьких грибочков, та огурчиков, та малого куренка, хотя б того хроменького, я бы ему живо открутил голову, а то тыква!
– тянул своим певучим тенорком Осип Петрович.
– Что, у нас в доме ничего другого не может оказаться?
– не унимался он, питая слабую надежду, что его занозистая женка расчувствуется ради гостей и выставит на стол припрятанную настойку.

– Подождите, - снова заговорила Франчишка Игнатьевна и, остановившись посреди комнаты, подняла указательный палец кверху.
– Дайте трошки подумать... Я могла бы угостить вас свежей рыбой... Вот добрая закуска!

– Рыба! То пища!
– весело встрепенулся Осип Петрович.
– Так у тебя, матка, есть рыба?

– Наверное, есть, коли ты сегодня наловил в Шлямах...

– Я что-то не припомню, чтобы я сегодня ходил на Шлямы, предчувствуя коварство жены, усомнился Осип Петрович.

– Раз ты не наловил, то мне птички рыбы не натаскают. И он, лежебока, спрашивает, есть ли у меня рыба! Люди добрые подумают, что он меня закормил рыбой, а я все никак не могу растолстеть. Сам целый день крюки-дрюки строит, все замусорил, не наубираешься, а в доме ни одной рыбной косточки не видно... И добрая настойка была у Седлецких?
– спросила Усова Франчишка Игнатьевна.

– Вишневки, Франчишка Игнатьевна, я так и не попробовал, - ухмыляясь, ответил Усов.

– Тю-у-у!
– разочарованно протянул Осип Петрович.
– А почему бы вам не попробовать той настойки?

– Не пью, - ответил Усов.
– Кроме нашей "Московской", ничего не употребляю.

– Вот это гарно! Она ж душу успокаивает и играет!
– хлестко шлепнув себя ладонью по колену, согласился Осип Петрович.

– А как сама Стаська?
– не обращая внимания на азартные выкрики мужа, допытывалась Франчишка Игнатьевна.
– Как сама хозяйка, очень за вами ухаживала? Сдается мне, что с ней сегодня хворость приключилась...

Франчишке Игнатьевне не терпелось рассказать, как сегодня бранилась и рвала на себе волосы Стася Седлецкая, и она ждала для этого подходящего момента. Вот если бы женщины перестали шептаться и обратили бы на хозяйку внимание.

– Стася сегодня совсем не своя...
– горестно поджимая щеку, продолжала Франчишка Игнатьевна, - ну совсем помешанная...

– Ну чего ты причепилась, - предчувствуя, что у супруги чешется язык, вмешался Осип Петрович.
– Помешанная та хворая... Ты тоже пять раз в день ложишься помирать...

В другой раз Франчишка Игнатьевна не стерпела бы этой дерзости мужа, но на этот раз сдержалась и только коротко огрызнулась:

– Не петушись, пока тебя курица не клюнула. Раз я говорю, что Стаська хвора, значит, хвора...

– Лечиться нужно, - лаконично заметил Усов и, сдерживая улыбку, добавил: - Мне показалось, что Станислава Юзефовна женщина с выдержкой.

– Тю-у!
– махнул рукой Осип Петрович и, ткнув сморщенным указательным пальцем в пространство, добавил: - Эта Стаська хитрюща, як та ворона, которая под крылом у себя чешет, а уж перышка не выщипнет, к другим норовит нос протянуть.

– Значит, притворяется?
– спросил Усов.

– Эге, умеет... что в твоем гродненском цирке, - подтвердил Осип Петрович.

– И что же такое случилось сегодня с вашей соседкой?
– Видя страстное нетерпение хозяйки, Усов решил дать ей высказаться.
– Пустяки какие-нибудь, - добавил он нарочито небрежным тоном.

– Он говорит - пустяки! Послушали бы да посмотрели на эти пустяки...

Осип Петрович предупреждающе посмотрел на жену и стал ей подмигивать. Все-таки неудобно было рассказывать про соседку такие нехорошие вещи. Но удержать Франчишку Игнатьевну было уже невозможно.

Склонившись к лейтенанту Усову, она робко покосилась на тихо разговаривающего с женщинами Кудеярова.

– Все дело произошло из-за Галины, - начала Франчишка Игнатьевна, - и вот этого самого вашего Кости. Их видели вместе на канале. Галинку отстегали и заперли в сарай, даже башмаки отобрали и платье. Стаська теперь поведет Галину к нашему ксендзу грехи замаливать и поклоны заставит бить... "На куски тебя, негодницу, изрежу и собакам выкину", - орала на нее Стаська, а у самой в руках ремень этакий, жгут сыромятный! Аж мне страшно стало... А пани Седлецкая, наверное, для своей Галины жениха присмотрела. Вижу я, как он у них в саду в беседке ховается. Высокий такой, в шляпе, ну, настоящий пан!