Не уверен, что правильно понял ее.

– Не так уж тут и темно, – я почесал подбородок. – В сумерках еще темнее бывает.

– Что? – Киззи на мгновение остановилась и непонимающе посмотрела на меня. Затем улыбнулась и засмеялась.

– Что? Что я такого сказал? – я тоже начал улыбаться. Она так заразительно смеется.

– «Сумерки» – это фильм, – сквозь смех выдавила она. – Ты что, не смотрел никогда?

– Нет, – я перестал улыбаться. – О чем он?

Киззи тоже успокоилась, хоть на ее лице все еще играла улыбка. Она пригладила волосы, и мы пошли дальше.

– О девушке, которая влюбилась в вампира, – объяснила она. Мне вдруг стало так жарко, и я отвернулся. Изучал взглядом деревья, которые и так видел сколько себя помню. – И еще там были оборотни. В фильме было много леса и темноты. Вот и мы с тобой: девушка и вампир, идем по темному лесу, и где—то рядом ходят оборотни. Правда в «Сумерках» оборотни были поприятнее.

Вся радость покинула мое тело, как воздух со свистом покидает дырявый шарик. Мне больше нравилось начало. Но затем Киззи продолжила, и мне пришлось отвлечься от самобичевания.

– Помнишь вчерашнего оборотня? Ну, того, который спрашивал тебя о чем-то?

– Ты про Драгоса?

– Я не знаю, как его зовут, – отмахнулась Киззи. – Он что, кто—то вроде няньки для тебя?

Я почувствовал, что краснею.

– Нет, Драгос кто—то вроде слуги для меня. Он служит моему роду, – объяснил я.

Киззи задумчиво кивнула.

– Я думала, оборотни и вампиры – враги.

– Раньше так и было, – согласился я. – Еще до моего рождения. Но в какой—то момент людям надоело, что полу волки каждые несколько лет вырезают половину жителей городка. Они устроили охоту. Стая успела спрятаться, но охотники взяли в плен всю семью деда Драгоса. Он обратился за помощью к папе. Папа согласился помочь в обмен на его свободу. В общем, в тот день, когда попавших в плен оборотней собирались предать огню на главной площади, папа перебил всех охотников и их семьи, а волков отпустил. Они заключили мир, и теперь один мужчина из рода Димитру Матея, дедушки Драгоса, обязан всю жизнь служить нам. После Драгоса его место займет сын, Ансгар. Это произошло… может чуть больше двухсот лет назад. На свободе оборотни бессмертны, если только смертельно не заболеют или их не убьют, но вот в неволе продолжительность их жизни сокращается почти до обычного смертного…

Чем больше рассказывал, тем мрачнее становилась Киззи. Ей явно не нравилась вся эта череда убийств и рабовладения.

– Это ужасно. – Решила она. – Насилие порождает насилие. Почему твой папа не попытался договориться с охотниками?

– Знаешь, в то время люди были менее сговорчивыми. Вспомни, они же сжигали женщин только потому, что кому—то взбрело в голову ляпнуть, что она ведьма.

Киззи насупилась. Я боялся, что все испортил. Сейчас все было так здорово. Мы гуляем в лесу, только вдвоем. Мне так спокойно не было с тех пор, как закончилась Вторая Мировая война (мы с папой не принимали сторону, но все положение нервировало). И я решил рассказать ей то, о чем молчал с того момента, как сам услышал историю Драгоса.

– Эй, не переживай ты так за него, – попросил я. – Папа передаст его мне на сто восемнадцатилетие. И тогда я отпущу его. Только не говори ему об этом, пусть будет сюрприз, – подмигнул я.

Киззи резко остановилась. Не думал, что произведу на нее такое впечатление. Моя радость продлилась ровно две секунды, а потом я заметил то же, что и она. К нам навстречу бежал огромный черный волк. Левая глазница была пуста.

– Это патрульный, – выдохнул я.

– Чего стоишь?! – запаниковала Киззи. – Надо уносить ноги!

– Тогда он точно тебя убьет.

Вообще—то Киззи повезло, что она со мной. Оборотень не посмеет тронуть ее пока я рядом. Если бы мы не встретились, боюсь, она бы умерла.

Волк остановился напротив нас. Шерсть вдоль хребта стояла дыбом. Он поднялся на задние лапы, и мне пришлось смотреть на него почти под прямым углом. Вдруг он стал меняться: шерсть словно втягивалась в кожу, когти укорачивались. Он тряхнул головой, и теперь на нас смотрел коренастый мужчина лет тридцати (на самом деле он был в разы старше.)

Как человек он выглядел вдвойне ужасно. Пустую глазницу он и не думал прикрывать. Серебристые волосы до плеч встали дыбом, будто заменяли загривок. Голый торс покрывали борозды шрамов.

– Ты знаешь, что находишься на нашей территории, Стефан? – угрожающе прорычал оборотень.

– Самайн. – сухо сказал я. – Конечно знаю. Но ответь, когда вожак Бертолдо запрещал мне это?

– Тебе – никогда, – сощурил желтый глаз Самайн. – Но вот о девчонке речи не было.

Он говорил хрипло. Настолько хрипло, что я все время ждал, когда же он откашляется.

Волк шумно втянул носом воздух и оскалился в улыбке.

– Так она человек, – понизил голос он. – Как думаешь, обрадуется ли Влад, когда узнает, что ты, Принц Тьмы, водишь дружбу со смертной девчонкой, а?

По спине пробежал предательский холодок. Не думаю, что папе понравится. Я уже нарушил столько правил: сбежал один в город, отпустил Драгоса, рассказал Киззи кто я такой на самом деле.

– Отстань от н—него! – грозно бросила Киззи, хоть ее голос и дрогнул.

– А то что? – рассмеялся Самайн. Я всегда представлял, что так смеются гремучие змеи. – Ну? Что ты мне сделаешь?