Шрифт:
И под влиянием его устремившегося ввысь взора все тоже мечтательно посмотрели в небо.
Собрав обломки крыльев и креплений, качавшихся на волнах, они поплыли к берегу. Этот полёт, – его всё-таки все, включая Леонардо, посчитали удавшимся, так как плавное парение в воздухе на большое расстояние всё же состоялось, – отмечали в таверне рыбацкого посёлка Нуво-Маретто. Их воодушевление, что они вот-вот откроют людям земли доселе невиданное ими изобретение, которое позволило бы каждому человеку чувствовать себя свободной птицей, наполняло их таким ощущением счастья, какое бывает только у головокружительно влюблённых молодожёнов в первые дни медового месяца. Небольшая компания рыбаков, отмечавших в этой таверне удачный улов, поднесла Леонардо бутыль красного лигурийского вина.
–– Отчаянный ты храбрец! – похлопал его по плечу грузный здоровяк с добродушным лицом, заросшим чёрной густой бородой и усами. – Мы возвращались с улова и ещё издали видели, как ты прыгнул с этой чёртовой скалы… Ну, ты даёшь!.. – покачал он головой, и его возглас смешался с восхищёнными возгласами его друзей-рыбаков, не сводивших изумлённых глаз с Леонардо. – Мы, грешным делом, сначала подумали, что какой-то безумец желает расквитаться с надоевшей ему жизнью… Ну, а потом, когда ты, подобно орлану, плавно слетел со скалы на своих крыльях, мы подумали: «Не иначе, Икар!..» Или нам мерещится… Это же уму непостижимо!.. Кто ж тебя на это надоумил?
Леонардо простым жестом указательного пальца указал вверх и, чуть дёрнув уголками губ, улыбнулся.
–– Кто, как не Бог, может вразумить на это, ведь все его ангелы – крылаты!
–– За Отца Вседержителя! – громогласно прозвучал голос рыбака, сжимавшего в руке бокал с вином.
–– За Вседержителя! – вторили ему все, кто находился в таверне.
–– И за тебя, первый крылатый человек! – с мягкой отеческой лаской добавил здоровяк.
–– И за тебя!.. – эхом отозвались рыбаки.
До поздней ночи праздновалось это событие, и в таверне не было человека, который не чувствовал бы себя счастливым. У всех, кто видел полёт Леонардо, душа наполнялась чувством, что он стал очевидцем великого и чрезвычайного для человечества события. А на следующее утро на берегу залива собралась такая толпа народа, что если бы кому пришло в голову в ней чихнуть, то от этого пострадало бы, как минимум, половина рыбацкой деревни, столпившейся у подножия скалы, с которой Леонардо совершил полёт. Как это обычно бывает в малых селениях, слух о чрезвычайном событии быстро облетел округу, и сознание даже самых сомневающихся людей на время затмилось желанием увидеть полёт безумца, недавно появившегося у них в деревне. В ожидании его толпа гудела, как пчелиный улей: строились самые разные догадки. Некоторые деревенские жители, не присутствовшие при вчерашнем событии, но одержимые буйным воображением, горделиво выдавали себя за тех счастливчиков и знающих мудрецов, якобы, видевших вчера полёт человека-птицы: они обрисовывали его такими невероятными деталями, что повествование принимало форму рассказа-небылицы. Каково же было разочарование людей, а потом, последовавшее вслед за ним, удивление, когда на берег пришли те самые незнакомцы, среди которых, благодаря, конечно, его огромному росту, – сразу был узнан летучий безумец, объявивший всем, что сегодня вместо полёта будет погружение в воду. Взволновавшаяся толпа, будто бы он заверительно обещал ей ангельский полёт, и впрямь готова была его утопить, если бы не чрезвычайный к нему интерес. Сгрудившись вокруг него, сельчане с терпеливым, благоговейным любопытством смотрели, как он привязывает себя верёвкой к кожаному поясу; надевает на голову причудливый железный шлем со стеклянным окошком и сверху отводной от него длинной и тонкой трубой, прикреплённой к какому-то железному прибору с ручкой; затягивает кожаные полы, приделанные к шлему у себя на груди ремнями, и делает пробные глубокие вздохи, когда один из его друзей крутит ручку железного прибора.
–– Всё в порядке! – услышали они приглушённый голос безумца, донёсшийся из шлема. – Воздух чувствую как наяву!.. Можно погружаться! – и, помахав рукой притихшей толпе, как бы, между прочим, объяснил: – Пойду, схожу к Посейдону в гости, полюбуюсь, как он живёт!.. Ничего не хотите передать владыке морей?! – чуть сильнее выкрикнул он.
Втянув головы в плечи, толпа окаменела.
–– Рыбы побольше… побольше, чтобы к берегу нашему пригнал, – слабо пролепетал заикающийся и заплетающийся от страха язык самого смелого из толпы.
–– Хорошо, передам! – смешливо ответил Леонардо и направился к воде.
Весёлый хохот его друзей громко сотряс воздух. Они находились в лодке, когда он вступил в кромку прибоя и, не торопясь, двинулся на глубину. Толпа на берегу перестала дышать.
Прошло больше часа прежде, чем Леонардо вышел обратно на берег. Многие думали, что он уже погиб и не верили, что он вернётся. Издали зевакам не было видно, как те, кто сидел в лодке, обменивались с ним – подёргиванием верёвки – условными сигналами. Для самого же Леонардо столь долгое время, показавшееся всем, кто его ожидал, пролетело, как один миг. Шлем работал безупречно. Его пытливому взгляду открылось такое водное пространство, от которого у него перехватило дыхание, и он пришёл в восторг, равный по силе ощущения полёту на крыльях. Голубая бездна, уходившая вдаль тёмной бесконечностью, была более прозрачна, чем реки и озёра, и открыла такое многообразие подводной жизни, что у Леонардо замерло сердце. Косяки разноцветных рыб спокойно проплывали мимо него, и, только когда он протягивал к ним руку, они, словно стайки маленьких птичек, пугливо меняли направление движения или рассыпались в разные стороны. Под ногами быстро передвигались различные крабы; из песка торчали головы любопытных угрей; скальные обломки больших валунов были облеплены причудливыми водорослями, которые ловили и пожирали маленьких рыбок; раки-отшельники волочили на себе огромные ракушки. Из тёмной бездны, уходящей в бесконечность, появилась небольшая акула, и подводный мир как будто на мгновение замер вместе с Леонардо. Она, как свирепая хозяйка этого огромного царства, стремительно проплыла вокруг человека и исчезла так же быстро, как и появилась. Подводный мир снова ожил: маленький красный осьминог прямо у ног Леонардо напал на краба, а чуть дальше, среди причудливых разноцветных кораллов небольшой омар отбивался от прожорливой трески, пытаясь спрятаться от неё в ветвях живого подводного леса. Медузы, раскинув тончайшие нити щупалец, ловили ими маленьких блестящих рыбок; и куда ни глянь – всюду живые существа, наполненные жизнью прекрасной природы подводного мира. Подняв со дна несколько мидий, ракушек и раковин причудливой формы, Леонардо дёрнул верёвку два раза, что означало подъём на поверхность; верёвка натянулась, его ноги оторвались от дна, и он плавно стал подниматься вверх. Зороастро и Марко-Антонио втянули его в лодку и принялись ему помогать расстёгивать ремни. Толпа на берегу заликовала.
–– Ну и как?! – был задан ему первый вопрос друзьями, когда Леонардо освободился от шлема.
–– Это надо видеть самому! – только и смог он вымолвить им в ответ.
И в этот день, и в последующие дни, пока не подошли к концу деньги на проживание в рыбацкой деревне, Леонардо и его друзья погружались в море и подолгу путешествовали по подводному миру, собирая на его дне удивительные находки. Деревенский мальчик по имени Александр, тот самый, кто оказался самый смелый из сельчан, попросив Леонардо передать морскому владыке Посейдону, чтобы он побольше пригнал к их берегу рыбы, набравшись смелости, попросил у него разрешения тоже опуститься под воду. И Леонардо, увидев в его лучистых глазах любознательность искателя, разрешил ему примерить на себя подводный шлем. Опустившись на морское дно, Александр вернулся в лодку с огромной раковиной наутилуса и дюжиной серо-голубых мидий. Раковину наутилуса он подарил Леонардо, а мидии забрал себе. Для бедных сельчан они представляли собой ценнейший морепродукт, к тому же в одной из них Александр нашёл небольшую жемчужину. Леонардо был невероятно счастлив, что мальчишка светится от радости и, не умолкая, без устали рассказывает всем, что ему довелось увидеть на морском дне. Ему завидовали все деревенские мальчишки, но больше никто так и не осмелился обратиться к Леонардо с просьбой погрузиться в морскую пучину. Собрав большое количество морских находок, Леонардо и его друзья вернулись в Милан. В своей книге «О Природе» он сделал запись: «… Какое множество тайн сокрыто природой от человека… Я провёл много наблюдений, и чем больше делаю открытий, тем загадочнее она становится для меня… Как, например, объяснить, что на морском дне и высоко в альпийских горах мною были найдены раковины одного вида? – поистине неразрешимая для меня загадка!.. На учёном совете герцога Людовико Сфорца деканы и магистры Павийского университета объяснили это явление Всемирным Потопом. Так может утверждать только тот, кто никогда не занимался наблюдениями в Природе. Как известно, Всемирный потоп длился всего сорок дней, и за такой короткий отрезок времени ни один моллюск, заключённый в броню прочной раковины, которому-то и расстояние в человеческий шаг потребовалось бы преодолевать неделю, не мог за сорок дней по дну проползти сотни миль и достичь альпийских высот – для этого малоподвижному моллюску потребовалась бы Вечность!.. Я подозреваю, что альпийские горы, как это не покажется странным, в давние времена были морским дном… Уверен, что Новая наука о Земле откроет знания о её прошлом, настоящем и будущем…»
**** **** ****
Первые годы, проведённые при дворе герцога Людовико Сфорца, пролетели так быстро, что Леонардо удивлялся, насколько время может быть быстротечным. Те же семь лет, что он был отверженным во Флоренции, проведя их в полном забвении, в Милане пролетели, как семь дней. Работа над «Тайной Вечерей» и Колоссом продвигалась очень медленно. Леонардо искал образы для картины, часами бродя по городу и следя за горожанами, зарисовывая внешность некоторых из них на пергаментные листы. Эта работа была чрезвычайно трудна, так как её приходилось выполнять тайно, чтобы тот, кого он зарисовывал, не видел его наблюдений. Однажды такая попытка сделать набросок седовласого пожилого мукомола, с виду очень мудрого и грозного, продававшего на рынке муку, с которого Леонардо решил срисовать образ для головы апостола Петра, чуть не закончилась дракой. И драка была бы неминуемой, если бы не находчивость Леонардо и его величайшая физическая сила, заставившая мукомола застопорить свой гнев и отступить от намерения побить мастера.