...А ветерок и впрямь хорош. Эвр-восточник, словно и впрямь ОНИ нас поскорее выпроводить решили. Барашки на серых волнах, чайки крикливые над кораблями носятся...

Орут чайки, а я их не слышу.

Мимо, мимо, мимо.

У кораблей – все мы. Оружие у ног, на головах венки лавровые. Тут тихо.

Молчим...

Каменно-спокойный Идоменей, хмурый Любимчик, невозмутимый Гелен, улыбающийся Подалирий, плачущий Эней. А вот Калхант, поближе к жертвеннику пристроился!..

Говорить не о чем.

Уходим.

И уже не так важно, как взовьется к серому осеннему небу жертвенный дым, что скажет печень белорунной овцы. Не повернуть, не изменить...

Уходим.

Что-то говорит Щербатый, я отвечаю, мы оба пытаемся улыбаться... Не слышу. Мимо скользят слова.

Мимо, мимо, мимо...

И вот словно туманом окуталась Аласия, исчез причал, сгинули зубчатые стены крепости. Остались лишь мы, уходящие – и те, кого мы оставляем. Живые, мертвые...

Сколько их! И не сосчитать даже!

Папа – молодой, растерянный немного. Вот он стоит совсем рядом вместе с дядей Полиником и дядей Капанеем. Ничего, папа, не бойся за меня, ты ведь сам хотел когда-то выйти в море!

А вот и мы, эпигоны. Все, и кто погиб, и кто еще нет. Улыбается мне Эвриал, улыбается дядя Эгиалей, даже Алкмеон Губа Заячья улыбается. Мол, и надумал же ты, Дурная Этолийская Собака, спятить можно! А Капанид мрачен, на меня не смотрит. Неужели мы с тобой все-таки поссорились?

Амикла – в том самом хитоне, из Сфенеловых сундуков, в котором она когда-то пришла ко мне. Я не забуду тебя, Амикла, даже там, за Океаном!

А вот и те, кто дрался под Троей. Спокойные, уже перешагнувшие страшный порог. Мы встретимся, малыш, мы еще увидимся Аякс. И ты, Носатый, жди встречи. Только не будем спешить, ладно?

Мама! ТЫ, наверное, тоже здесь, мама, жаль я ТЕБЯ не вижу...

Эллада провожала нас.

Хайре, Эллада!

И вот уже все позади, шея болит от лапищи Амфилоха (ох, и врезал напоследок!), маленький Киантипп вцепился мне в плечи, отпускать не хочет, а чайки словно обезумели, крыльями мачты задевают, а я все не слышу, не слышу...

И только шепот вдали. Плеск. Не ты ли, река безумия, напоследок подступила ко мне? Я тебя уже не боюсь, река. Что может быть безумнее моей жизни? Шепчи, подступай к самым ногам – не страшно!

Но – нет. Плеск совсем иной – мерный, ровный, он все ближе, все сильнее. И вот уже гремит вокруг, до самого медного неба, до самого черного Гадеса.

Седой Океан приветствует нас, решившихся.

– ...По местам стоять, якоря выбрать, гистоны и долоны поднять, весла на воду!..

Станем Миносами!

Вначале не понравилась дорога. Еле нашли, хоть и камнем выложена. Да только оброс землей камень, травой желтой покрылся. Забились грязью колеи глубокие, по которым повозки ходили.

Значит, не ходят уже. Не ездят.

А потом мы увидели город. Вернее, то, что когда-то было городом...

Эоловы острова. Жил когда-то здесь Эол, повелитель ветров. И Липар-авзониец жил, потому их еще Липарами зовут.

Недаром все моряки Малеи боятся! Вроде, обычный мыс, каменный, не очень и приметный. Но вот только стерегут этот мыс ветры – все разом, словно сговорившись. А уж как накинутся!.. И на нас накинулись. Первый день еще вместе держались, а потом как раскидало нас, как расшвыряло... Кто где, а мы тут, на Эоловых островах. А как подумать, куда еще ветры нас пригнать могли, как не к собственному папаше?

Что прибило нас сюда (меня, Подалирия, да еще Идоменея) – не горе. На этот случай твердо уговорились: отстанет кто, с пути собьется – на Тринаркии ждать его будут. Только вот не встретил нас никто на пустом берегу. А ведь Идоменей был тут, на этих самых Эоловых Липарах, всего десять лет назад. И город здесь стоял, и люди жили...

– ...Напали? – предположил я, поддевая ногой что-то зеленое, трухлявое. Щит – и дерево сгнило, и медь рассыпалась.

– Когда? – вздохнул Идоменей. – Сто лет назад?

Ответить было нечего. Искать – тоже. Нечего – и некого. Заросшие травой улицы, провалившиеся черепичные крыши, сухая повилика, обвившаяся вокруг серых храмовых колонн. Тихо, пусто, мертво... А ведь критянин был тут всего десять лет назад. Даже если напали враги, даже если всех вырезали, даже если сожгли дома...

Идоменей и привел нас сюда. Он еще на пристани головой крутил. А как увидел деревья – огромные, в два обхвата, что выросли прямо у жертвенника Поседайону...