Он по-прежнему пугал ее. Своим ростом, мощью, громким голосом, порывистыми движениями и грубыми манерами. Но этот испуг стал каким-то… странным. И как будто не совсем испугом. Смятением? Пожалуй, так. А тело так и покалывало от неправильного, настырного желания вновь поднырнуть под его руку. Прижаться к широкой груди и снова окунуться в ощущение полной защиты…

Злясь на собственные извращённые мысли, она, тем не менее, ничего не могла с ними поделать! И спина больше не болела. Он в прямом смысле зализал все ее синяки! Видите ли у оборотней целебная слюна! Ох, с ножом ей стоит быть как можно аккуратней. А то опять «лечить» вздумает…

— Тар убил дракона?

Айла покачнулась на пеньке. Стараясь не спугнуть, медленно повернулась и встретилась взглядом с двумя парами больших, серо-голубых глаз.

Оба волчонка, не старше трех-пяти лет, стояли довольно далеко и готовы были броситься наутек. Но любопытство — слишком коварное чувство.

— Не простой это был дракон. Сильный и свирепый, — девушка осторожно нащупала куколок, внимательно отслеживая малейшее движение детей, — он пугал своим видом даже бездушные камни. Своим рыком соперничал с грохотом шторма и горных лавин. Огнем мог уничтожить самое глубокое озеро! А еще… умел говорить.

Маленькие ротики приоткрылись. Волчата качнулись вперёд, зачарованно разглядывая кукол в ее руках.

— Говорить?! — выдохнул оба.

— Да, — серьезно подтвердила Айла, — но из-за того, что был он такой страшный и опасный, никто не желал его слушать. И все сразу хотели обидеть, кидаясь на него то с ножом, то с копьями…

— Он украл самку!

— Поделом ему!

Видеть, как волчата дружно сжимают кулачки, было смешно. Но Айла сделала печальное лицо.

— Украл. А все потому, что однажды старая шаманка сказала ему такие слова: «Только самый бесстрашный воин сумеет разбить твое проклятье, которое не даёт тебе снова стать че… мужчиной». Вот дракон и воровал прекрасных… м-м-м… самок, чтобы узнать — у кого же хватит смелости вступить с ним в бой и не убежать?

— О-о-о, — хором ответили дети. — Дальше!

***

Нежный и ласковый, будто свет луны, ее голос звучал то перекатами прозрачных ручьев, то тревожной песнью испуганных птиц. Очаровывал и плел в воздухе невидимые, но все равно яркие картины. Щенки слушали ее, как зачарованные, и он сам смирно лежал под поваленным деревом, жадно ловя каждое слово немудренной сказки.

Волк осторожно приподнял морду, вдыхая сладкий аромат пары. С каждым днем он сводил с ума все сильнее. Обретал власть над зверем, дурманил разум, не оставляя ничего, кроме бьющихся в агонии инстинктов. Желания, выжигающего в крови одно лишь животное «Хочу»

Щенки засмеялись, а зверь беззвучно заскулил, дергаясь вперед. С ними она ласкова! Протягивает руки, очаровывая нежной песней сладкоголосой иволги. Манит к себе, желая сблизиться и найти в них опору. А на него не смотрит! Каждый раз отходит в сторону и отворачивается, не желая принимать их парность. Вся замирает, стоит просто пройтись ближе, и вечером засыпает на самом краешке постели, рискуя упасть во сне. И вся дичь, что он так упорно выслеживает, остаётся без внимания. Ее не заинтересовал ширшол! А ведь люди так падки на мягкий серый мех…

Сказка закончилась, и мир снова наполнился шумом ветра и скрипом могучих деревьев. Щенки убежали, оставляя самочку в одиночестве. Волк не стал их догонять, хотя клыки чесались схватить мелочь за шкирку и несколько раз хорошенько встряхнуть, а потом вызвать на дуэль их отцов. Спина его пары выглядела ужасно! Нежная кожа вся в темных пятнах синяков. Он заметил, как самочка морщит свой носик всякий раз, стоит ей прислонится к чему-нибудь. А уж когда увидел причину…

Волк зарычал и выбрался из своего укрытия. Айла задумчиво смотрела в сторону, где скрылись щенки, и не заметила его приближения. На полных губах играла слабая улыбка. А ведь ей нравятся дети… По шкуре пробежалась теплая волна, взъерошив шерсть и делая его похожим на меховой шар. Это было неожиданно! Самка тяготела к молодняку, что не могло оставлять зверя и мужчину равнодушными. Нежно ворковала свои сказки и так горячо просила не трогать щенков. И в темных глазах он не видел и капли обиды на некрасивое поведение детенышей!

— Ох!

Завидев его, пара вскочила на ноги. Куклы упали на траву. Волк не спеша подошел ближе. Недовольно заворчал, когда самка отступила на полшага назад.

— Кайрон? — неуверенно произнесла она.

Насторожив уши, он уселся рядом с куклами. Вот зачем она доставала обрезки тканей и шкур. Давно он хотел их выкинуть, но самочка нашла им лучшее применение. Не зря он решил дать ей освоиться в логове. И как же неожиданно и приятно было наблюдать аккуратность пары. Девушка не оставляла за собой след из разбросанных вещей, не капризничала в еде и охотно поддерживала чистоту тела. Он старательно прятал изумление, ведь готовился терпеть куда худшие повадки. А вышло так, что едва ли мог к чему-то придраться!

Это было хорошо. И плохо! Миловидная внешность дополнялась приятностью в привычках. Яркий всполох желания мучительным спазмом скрутил нутро, и волк шумно вздохнул.

— Тебе… плохо?

Еще как! Уже которую ночь он сходит с ума! Давится слюной от желания поставить метку. Стискивает кулаки, мечтая схватить свое сладкое искушение и прижать к груди, а потом сбегает, чтобы не сорваться. Если он сейчас это сделает, то может спугнуть пару окончательно! О, Мать Волчица! Ну почему он не признал в ней самку с самого начала? Конечно, обоняние было сбито ее человечностью и принадлежностью к одаренным лекарскими силами, но кое-что могло раскрыть секрет. Достаточно хотя бы того особого аромата, который у женщин означал готовность к зачатию, или устойчивого запаха крови во время запретных дней. Он бы все понял! И тогда бессонница ночей стала куда слаще и желаннее!