***

Разведчик шёл по следу уже не один день. То там, то здесь он оставлял Бараю послания и знаки, о том в какую сторону идут путники.

Путники впереди перешли в брод небольшую речку и скрылись в чаще. Только тогда преследователь тоже вышел на открытый берег. Перейдя брод, он подвязал верёвку с узелками к суку старого дуба. Вместе с деревом, на котором висела верёвка с тремя узлами, сообщение Бараю означало примерно следующее: "Путники идут той же дорогой. Обогнать незамеченными не получится". Разведчик догадывался, что Барай примет верное решение и убьёт мешавших ему, поэтому счёл за необходимость, когда путники устроились на ночлег, занять место на холме недалеко от их стоянки, чтобы с одной стороны видеть дым их огня, а с другой — не попасть под атаку собственных конников, если Барай решит затоптать путников верхом.

Эта ночь была безлунна, и разведчик подумал, что очень плохо не учесть это при оставлении его сообщения. Если Барай нападёт, то разбежавшийся за путниками отряд может не только не настигнуть их, но и заплутать в лесу. Хотя… разведчик откинулся… пусть Барай думает сам, тот не любил советов и никому не позволял себе советовать. Сон почти накатил на ордынца, когда некто зажал его рот рукой и кольнул остриём лезвия под лопатку.

— Если будешь вести себя беспокойно, тут же отправишься к предкам, — предупредил его мужской голос.

Ганс убрал нож, связал схваченному руки за спиной, и только потом перевернул его, поставил и повёл в лагерь.

Кольгрима всё же оставила заклятие слежения на месте их стоянки и сотворила пару других по пути их следования. Из них она узнала, что кроме одинокого соглядатая за ними идёт целая толпа ордынцев. Шли они в те же края, миролюбием не отличались, хоть и крались как дикие звери.

Роксана и Барон вывели разведчика к огню. У костра их ждали Кольгрима и Олетта. Усадив ордынца на поваленное дерево, Ганс встал над ним и с угрозой произнёс:

— Ну… рассказывай.

— Мне нечего вам рассказывать, — с вызовом сплюнув на землю, ответил ордынец.

— Ждёшь своего Хана? — спокойно проговорила из-за пламени костра Кольгрима. — Напрасно. Занемог твой Хан животом. И сейчас он в полудне пути от нас.

— Ведьма! — вскрикнул ордынец, и у него в глазах пробежал страх, который он попытался унять.

— Ведьма, — подтвердила Кольгрима. Она заметила этот страх и не стала разубеждать ордынца, объясняя разницу между ведьмой и чернокнижницей. — Ты скажешь мне всё. Иначе тебя ждёт ужасная участь.

— Скорее солнце взойдёт на западе, а реки потекут вспять, чем я предам своего Хана, — с бравадой произнёс ордынец.

— Хорошо, — скромно произнесла Кольгрима.

Она отхлебнула чуть из своей пиалы, поднялась, подошла к ордынцу и выпустила содержимое из-за щёк ему в лицо. Часть попала ордынцу в глаза, и он опустил голову, чтоб проморгаться. Когда он снова поднял голову Кольгрима сидела на своём месте и довольно улыбалась.

— Что ты сделала? — спросил пленённый разведчик.

— Я наслала на тебя порчу, — торжествующе ответила Кольгрима. Тени, отбрасываемые языками пламени, танцевали у неё на лице. — Сейчас ты чувствуешь лишь небольшое покалывание на коже, но скоро… скоро ты почувствуешь, как у тебя отнимаются пальцы, потом ты не сможешь двигать ни руками, ни ногами. И тогда мы оставим тебя на муравейнике, и там ты будешь чувствовать, как тебя заживо растаскивают муравьи по своим норам.

Ордынец затих. Путешественники оставили его одного, занявшись каждый своими делами. Разведчик Хана прислушался к себе и понял, что действительно ощущает, как кожа на лице покалывает. Посидев ещё какое-то время, он ощутил, что пальцы на руках действительно отнимаются, а ноги… он не мог понять слушаются ли его ноги. На ордынца нахлынула паника. И чем глубже он пытался дышать, пытаясь объяснить свои ощущения тем, что он сидит со связанными руками уже не первый час, тем больший страх испытывал, вспоминая ужасные истории про ведьм, что ему рассказывала его бабка.

— Ладно, — неожиданно выкрикнул он. — Я скажу вам всё.

Путники, не спеша, как бы нехотя, закончили свои дела и вернулись к костру.

— Рассказывай, — заняв привычное место, кивнула Кольгрима.

— Моего Хана зовут Барай, — ордынец переводил взгляд с Кольгримы на стоящего рядом с ним Барона, иногда на Олетту или на Роксану. — Он идёт к ведунье северных племён. Хочет схватить её и привести к Великому Хану.

— Зачем? — задала вопрос Кольгрима.

— Северные племена не подчиняются нам, Хан винит во всём ведунью, — ответил ордынец.

Кольгрима кивнула Барону, тот поднял ордынца на ноги и разрезал верёвку, опутывающую его руки.

— Передай Хану, чтоб поворачивал, иначе встретит свою погибель, — наказала Кольгрима.

— Ты снимешь с меня проклятье? — спросил ордынец.

— Ты сам его выдумал, — улыбнулась Кольгрима.

***

Следующим утром Барай на лесной тропе увидел свежие следы коня своего разведчика. След шёл в другую сторону, чем направлялся Хан. Видимо ночью разведчик поскакал назад, обогнул стоянку Хана и направился на юг. Барай подозвал двух своих сродников и, показав на следы, приказал: "Найти и привести ко мне".