— Почему я?

— Я не знаю, — Лилит злобно воззрилась на Настю. — Но когда я увидела тебя в пустом городе, я сразу поняла, зачем ты сюда явилась. Я знала, что именно ты найдешь ее. И ты принесешь мне книгу, потому что другого выхода нет. Выхода нет! Поняла?

Настя заторможено кивнула.

— Иди!

Девушка бросила взгляд на застывшего графа и на подгибающихся от отчаяния ногах пошла к собору. Огонь погас, черные следы от пламени обрамляли вход в храм, словно вход в пещеру. И пахло горелым.

Внутри собора Настя достала книгу из-под куртки. Раз уж ее придется вручить демонессе, то надо посмотреть, ради чего умерли Мохаммед и Нила. Ради чего умрут ее друзья и погибнет она. А в том, что она лишь пытается отсрочить и свою гибель тоже, Настя не сомневалась. Она расстегнула кожаные ремешки и подняла обложку. Страницы были из плотной бумаги, текст написан красиво от руки, первая буква каждой главы оформлена витиеватым рисунком. Было там много чертежей и схем, формул, Настя листала книгу и чувствовала глубокое разочарование. Она сама не знала, чего ждала. Но не этих осязаемых страниц с витиеватым почерком на незнакомом языке. Что же в этой книге за знание, что Лилит так ее хочет? И почему именно ей отдал город книгу? Да, книга защитила ее от огня, Настя не сомневалась, что именно поэтому избежала участи превратиться в пепел. Значит, книга сильнее Лилит?

Больше медлить было нельзя. Нужно было возвращаться. Внезапная ярость от бессилия, от осознания своей беспомощности и никчемности охватила ее. Она с силой прижала книгу к себе, хотя больше всего хотела уничтожить ее, и прошипела, обращаясь больше к себе, чем к почерневшему собору:

— Я не знаю, что делать! Я не знаю! Почему я? Почему ты выбрал меня?

Вся в слезах, она вышла на площадь. Бесполезно просить ответ, если отвечать некому. Одно дело быть частью большой команды, искать книгу, вести расследование… и другое — столкнуться со злом лицом к лицу и в одиночку. При виде кожаного переплета в ее руках демонесса вся заискрилась, а по черным волосам вспыхнули язычки пламени. Зрачки глаз расширились, полностью перекрыв радужную оболочку, отчего вид ее стал еще более пугающим. Настя испуганно замерла, не в силах приблизиться. Она понимала, что вручает ей нечто важное, что, по-видимому, увеличивало мощь демонессы, и ужас останавливал ее.

— Скорее! — поторопила Лилит.

Настя заставила себя сделать еще шаг. Книга вдруг налилась тяжестью и выскользнула из ее руки на каменную мостовую. Она почувствовала, что город не хочет отдавать книгу и не хочет, чтобы она отдавала ее. И понимая, что теряет все, и жизнь тоже, Настя с яростью и отчаянием самоубийцы замахнулась мечом и вонзила его в книгу. Острый клинок вошел в нее мягко, как в плоть. Страшный вой и вихрь поднялся на площади, но она не отрывала глаз от книги, на обложке возле клинка проступило багровое пятно, которое, пульсируя, выросло в лужицу и побежало потоками на камни мостовой. Она робко бросила взгляд вокруг: поднялся вихрь, серый и туманный, и только держась крепко за меч, она смогла удержаться на ногах. Книга начала распухать и расти, меняться в очертаниях, обрастать плотью, и вскоре у ног Насти вместо книги лежала девушка с картины, пронзенная мечом. Кровь полилась у нее изо рта, с шипением, забурлила, вены вздулись и кожа стала серой. Еще мгновение, и вихрь втянулся в нее, унося все рогатое, когтистое и зубастое демоническое воинство, а она сама сморщилась в мумию старой ведьмы с белыми волосами и рассыпалась в прах.

И площадь опустела. Остались только ее друзья, кто лежал, кто вставал, но все они были живы.

Граф Виттури поднялся тяжело с колена. У него был суровый свинцовый взгляд. Настя почувствовала, какой он видит ее: в порванной одежде, перепачканной и с покрасневшими от дыма и слез глазами.

— Пора возвращаться домой, — просто сказал он и взял Настю за руку, осторожно отцепляя ее сведенные нервной судорогой пальцы от рукоятки меча. Волна облегчения нахлынула на нее, плечи опустились, она расплакалась и спрятала лицо у него на груди. Он помедлил, прежде чем, встретившись с Цезарем взглядом, неловко положить ей руки на плечи, мягко отодвигая от себя.

Иной город отпустил Настю безболезненно и легко. Словно она сделала все, что он хотел от нее.

Возвращение было тяжелым. Помимо того, что Настя переживала расставание с графом, которое оказалось болезненным, так еще и город встретил их холодом и дождем.

Ей было трудно принять повседневную реальность: спокойную, размеренную, распланированную и предсказуемую. Официально дело о пропаже картины было закрыто, новых заданий не поступало. Настя продолжила лекции с Цезарем, тренировки с Диего. Пепе был единственным, кто заметил в ней перемену.

— Что стряслось с тобой, дочка? — обеспокоенно спросил он, когда она надевала фартук. — Ты словно в другом месте пребываешь.

— Возможно, так оно и есть, — Настя задумчиво перебирала чашки. Как бы ей хотелось хоть кому-то рассказать, как тянет ее к графу, но она понимала, как по-детски это прозвучит. Как объяснить, что это вовсе не влюбленность, а тяга, словно они играют в перетягивание каната своими душами, и душа ее наполовину уже в его руках? Как описать, что яркое появление в ее жизни этого сумрачного незнакомца ослепило, а то, что он столько раз спасал, прикрывал, заботился о ней, лишь укрепляло эту привязанность. И хотя после возвращения из Иного города они больше не виделись, она ни с кем не могла поговорить о нем и разрешить вопросы. Кто он? Почему он так молод и одновременно властен и богат? Что за комната с зеркалами в подвале его палаццо? Как объяснить, откуда в нем столько силы и проницательности, обаяния? Почему она не может обсудить его с Цезарем и остальными, словно они построили стену, за которую она не может заглянуть? Почему столько нераскрытых и невыясненных обстоятельств, столько недомолвок, которые бесят и лишают доверия к агентам. И почему именно она, по выражению Диего, связана со всей этой историей?

Всего этого не обсудишь с мамой по телефону или с Пепе за чашечкой кофе, а придется распутывать со временем самой. Или же просто жить дальше. Ведь вряд ли они с графом увидятся до следующего бала.

— Знаешь, Настя, думаю тебе пора немного отвлечься, выбросить из головы все, что произошло. В конце концов, дело закрыто, надо уметь отдыхать, — Диего делал растяжку после бега, Настя старалась повторять за ним. Они стояли на пасео вдоль моря, мимо них шли туристы и проносились утренние бегуны. Воздух был по-зимнему холодным и соленым, море серым и грустным. До них долетали звуки волн.