С трудом удерживая отчаянно сопротивляющуюся Миру, он не чувствовал абсолютно никакого возбуждения. Только страх, что если он ее сейчас отпустит, то она убежит, и больше они никогда не встретятся. Эта мысль вдруг показалась настолько невыносимой, что Тось решительно подставил Мире подножку и упал вместе с ней на ковер, прижав ее к полу своим телом. Как бы там ни было, он хотя бы попытается.

Мира продолжала отчаянно вырываться, пытаясь сбросить его с себя, а Тось с неменьшим отчаянием рванул на ней светло-серый балахон дочери Ани. Показалась Мирина спина, прикрытая простой белой рубашкой. Рубашку рвать было легче, чем балахон, и после того, как она разошлась с легким треском, перед Тосевыми глазами появилось Мирино обнаженное плечо, шея и часть спины. Он прижался к теплой коже губами, отчего Мира вздрогнула и дернула головой, явно намереваясь ударить его по лицу. Легко отдернув голову, Тось рассмеялся. Она также делала, когда им случалось подраться в детстве.

Он неожиданно почувствовал себя как-то странно. Ни с того ни с сего стало очень жарко, сердце забилось так, что чуть не выпрыгивало из груди, а происходящее вдруг показалось таким приятным, что он уже безо всякого усилия над собой рванул дальше светло-серый балахон и нижнюю юбку, обнажая Мирины бедра. Просунул руку под ее теплый мягкий живот, и его будто молнией ударило. Кровь вскипела и как бешеная понеслась по венам. Тось почувствовал, что если прямо сейчас не сделает то, что запланировал, то просто умрет. Мира закричала, но это теперь не имело значения. Задыхаясь от возбуждения, с налитыми кровью глазами Тось принялся сдирать с нее остатки одежды, чтобы добраться до женской плоти, такой белой, гладкой и нежной. Образы Миры и тетки Фелисии, переплетались у него в мозгу, и он толком не соображал, кто лежит под ним, Мира или ее мать, да и честно говоря, ему было уже все равно….

Вдруг в прихожей послышался шум, в гостиную вбежали какие-то люди и грубо оторвали рычащего Тося от Миры. Понадобилось всего лишь несколько ударов в челюсть и под дых, чтобы дикое возбуждение молодого некроманта сошло на нет, сменившись болью и осознанием того, что это все. Что это полный провал и самое глубокое и окончательное поражение из всех, которые ему доводилось переживать. Потому что эти типы пришли не одни — они втолкнули в дверь связанных Зорика и деда Уникия.

Тось посмотрел на ничего не выражающее лицо поднятого им старика и понял, что вот теперь его точно убьют. И хорошо, если сразу.

Мира рыдала на диване, тщетно пытаясь прикрыться обрывками светло-серого балахона. Один из пришедших наклонился над ней, спрашивая, все ли с ней в порядке. Она набросилась на него, захлебываясь слезами:

— Почему вы пришли так поздно? Почему так поздно? У меня же был маячок! Я же кричала, в конце концов!!!

Тось чуть не заорал от бессильной злобы. Так вот кто во всем виноват! Это она их сюда притащила! Особенно обидно было то, что он не успел сделать с Мирой то, ради чего все затевалось. Так хоть не зря было бы. Морщась от разрывающей голову боли, Тось не понимал, чего она так орет, ведь ее драгоценная невинность осталась при ней.

Разговаривающий с Мирой мужчина развел руками.

— Простите, госпожа, торопились, как могли! Мы тут кроме вас еще кое-кого обнаружили. Вы знали, что тот старичок, — мужик показал на смирно стоящего деда Уникия, — зомби?

Но Мира пропустила его вопрос мимо ушей. Она внезапно вскочила с дивана и, придерживая балахон, бросилась к Тосю.

— Животное! — с ненавистью выкрикнула она ему в лицо. — Я тебе так верила, а ты!… Как ты мог так поступить со мной??? Ненавижу тебя!!!

— Ага, вон как заговорила, дочка Ани! — неприятно осклабился ей в ответ Тось. Вся левая сторона лица у него стремительно опухала, и говорить было больно. Думать тем более. — На себя посмотри! Я тебе тоже доверял. Ты зачем сюда шла, если знала, что у тебя хвост? Предательница! Знал бы, пальцем не прикоснулся, — он сплюнул кровавую слюну и, подняв глаза на молочную сестру, понял, что его слова не пропали даром.

У Миры было такое лицо, будто ее ударили. Похоже, она только сейчас поняла, чем эта история может обернуться для него. Тось видел, как у нее будто что-то умирает в глазах, и на секунду ему стало жалко ее, но потом кто-то двинул его сзади по затылку, перед глазами поплыли круги, и Тосю стало не до жалости. Он все пытался решить, когда ему устроить побоище и сбежать, прямо сейчас или после того, как его выведут на улицу, но ему на шею накинули удавку, от которой он сразу почувствовал себя слабым, как младенец, и начал засыпать. Прежде, чем провалиться в небытие, он успел увидеть, как в комнату отвратительно-красиво влетел женоподобный эльф, молча схватил Миру на руки и унес в неизвестном направлении.

«…. После тех безумных событий я не устаю благодарить богов, что все же уговорил Миру воспользоваться маячком. Страшно подумать, что было бы, не будь на ней этого простенького заклинания. Но, кстати, я, как и она, недоумеваю, почему он сработал так поздно? Ведь он реагирует на уровень сексуальной агрессии, направленный на защищаемый объект. Неужели этот зверь действительно не хотел совершать непотребства в отношении Миры и решился на него только в последний момент? Тогда как объяснить, что он заманил ее в дом? А все приготовления, заранее произведенные им в своем жилище? Меня мучают вопросы, на которые я не надеюсь получить ответа. Этот зверь сейчас находится в руках братьев-инквизиторов, а они не любят разглашать полученную в ходе допросов информацию. Все, что мне удалось выяснить по этому делу, я собрал сам, поговорив с теми из братьев, кто производил арест.

Разумеется, Мира ни о чем не догадывается, и я не стал бы рассказывать ей о своем расследовании, даже если бы моя дорогая дочь дала мне шанс поговорить с ней. К сожалению, отношения между нами после тех событий непоправимо испортились, о чем сердце мое скорбит ежечасно.

Когда я принес Миру домой, она, не подарив мне ни одного взгляда, молча прошла в свою комнату, легла в кровать и отвернулась к стене, продемонстрировав нежелание с кем-либо общаться. Мы с госпожой Каритой так и не смогли добиться от нее ни одного слова. Вот уже несколько дней, как девочка отказывается от еды и питья, и мне приходится вводить ее в особый транс для коматозных больных, чтобы хотя бы раз в день покормить и заставить выпить воды. Сердце мое разрывается от боли при виде того, как она тает, словно свечка.