— Благодарю вас, господин Аматинион-э-Равимиэль, вы нам очень помогли, — председатель благосклонно кивнул эльфу. — Можете садиться. Господин Антосий Черный, у вас есть, что сказать по этому поводу?

— Только то, что все это ложь, и не имеет ко мне никакого отношения! — твердо заявил Тось. — Я не проклинал свою деревню, в этом я могу поклясться на чем угодно! Я отлично помню, как уезжал из Краишевки. Когда я увидел, как они мой дом сожгли, мне хотелось, чтобы они все передохли, но я даже слова не сказал…. Просто молча уехал и все! Здесь же сидят сыновья Веса-Правдолюбивого, пусть они скажут, вру я или говорю правду!

Зал заволновался, послышались выкрики с мест, и председатель сделал знак сидящим у стены жрецам Веса. Те быстро обменялись несколькими фразами, затем один из них встал и объявил:

— Милостью отца нашего, даровавшего нам способность отличать правду от лжи, свидетельствую, что этот человек в основном говорит правду. Ложь в его словах незначительна и неосознанна — во-первых, насчет своего дара проклятника, а во-вторых, что он не проклинал деревню. По всей видимости, этот человек действительно ничего не знал о своем даре проклятника, и проклял свою деревню нечаянно, не желая того, просто сильно разозлившись на соседей.

Зал после его слов просто взорвался. Люди вопили, спорили, топали ногами, выражая самые разнообразные чувства. Тось вскочил со своего места и, размахивая руками, кричал Совету, что все это ложь, что все сговорились его утопить и что он найдет на них управу.

Конец бардаку положил председатель, несколько раз резко ударив в гонг и объявив, что, если услышит еще одно слово, не важно от кого, немедленно велит выдворить нарушителя из зала заседания Совета. Оказаться выдворенным никому не хотелось, поэтому в зале быстро воцарилась тишина.

— Прошу вас, господин защитник, продолжайте, — обратился председатель к профессору Карлонию, взиравшему на взбешенного некроманта с довольной улыбкой.

— Благодарю вас, господин председатель, — слегка поклонился профессор Карлоний.

— Мира, — перебил его Тось, обращаясь к сидевшей на соседней скамье девушке. — Мира, я не знал. Если бы я знал, я не стал бы…. Ты мне веришь, Мира?

Мира повернула к нему бледное лицо и спокойно произнесла:

— Я верю, Тось. Ты бы не стал, я знаю.

Господин Карлоний только покачал головой на этот диалог.

— Простите, господа, но я отказываюсь это комментировать. С вашего позволения, я просто продолжу! Итак, что мы имеем, господа члены Совета и уважаемые горожане? Наш обвинитель имел смелость заявить, что никогда, ни разу в своей жизни не творил зло просто так, не будучи вынужденным защищать свою жизнь и здоровье. Теперь мы видим, что это не то, чтобы ложь, однако не полностью соответствует действительности. Господин Антосий, возможно и не желая того, но причинил большое зло жителям своей родной деревни уже когда покидал ее, и, следовательно, ни о какой защите собственной жизни в тот момент не могло идти речи. И здесь мы опять возвращаемся к морально-нравственным качествам господина Антосия, которые он так яростно отстаивал во втором пункте обвинений. Ведь если бы господин Антосий нашел в себе силы простить односельчан, пусть даже они и причинили ему огромную душевную боль тем, что сожгли его дом, то ни о каком проклятии мы бы не говорили. Я сейчас произнесу банальную фразу, которую вы все знаете. Дар — это тяжелая ноша для любого из человека. Эту фразу по тысяче раз в день произносят все жрецы, особенно те, которым поручено воспитывать одаренных. Это они заботятся о том, чтобы носитель дара был зрелой личностью, потому что зрелую личность характеризует в первую очередь ответственность, и не только перед другими людьми.

Настоящую ответственность человек несет перед собой, — здесь профессор сделал небольшую паузу и обвел глазами притихший зал. — Злиться или радоваться, прощать или ненавидеть — это каждый человек выбирает сам. Равно как и то, какие поступки совершать, и с какими людьми общаться. Зрелый и ответственный человек выберет для себя чувства радости и прощения, потому что от этого будет лучше, прежде всего, ему самому. А незрелый будет злиться и обижаться на каждый пустяк всю оставшуюся жизнь, думая, что наказывает обидчика, и не понимая, что причиняет вред в первую очередь самому себе. Я не делаю тут никакого открытия, вы и сами все это знаете. Но подумайте вот о чем: хорошо ли это будет для города, иметь среди своих жителей носителя темного дара, который может за какой-нибудь пустяк отправить любого жителя города на тот свет или сотворить с ним еще более страшные вещи?

— Господин председатель, да сколько можно??! — с криком сорвался со скамейки господин Жанурий. — Господин защитник понятия не имеет о корректности! Мы же уже обсуждали, что возможность совершения преступления не имеет никакого отношения к собственно совершению преступления! В этом зале было доказано, что господин Антосий не знал о втором даре, иначе не стал бы накладывать проклятие на деревню! А защитник опять пытается повернуть так, что если есть темный дар, значит, он обязательно будет использован! Как же тогда быть с тремя годами безупречной, законопослушной жизни господина Антосия? Да если бы не стечение обстоятельств, возможно, ему до конца жизни не пришлось бы использовать свой дар!

— Господин председатель, я разделяю возмущение коллеги, — поднялся вслед за прозаиком Тось. — То, что вещает защитник, это просто ни в какие ворота…. Выбирать для себя чувство радости…. Что-то я не вижу здесь в зале чрезмерно радостных лиц. Или, как утверждает господин защитник, все жители города Тирту незрелые личности? Да и он сам что-то не горит желанием прощать, к примеру, меня. Профессор Карлоний тоже незрелая личность?

— Господа обвинители, угомонитесь! — председатель ударом в гонг прервал Тося и Жанурия. — Я устал повторять, что позже у вас будет возможность высказаться. Продолжайте, господин защитник! Только прошу вас, по существу!