Шрифт:
– Посмотри на меня. Покажи свои зареванные глазки и улыбнись своему Хозяину.
– Не надо! Я не хочу, чтобы вы меня видели такой… такой страшной!
– Надо, Эллис! Я так хочу, как и увидеть, что ты больше не плачешь…
Разве тебя может что-то остановить и тем более если это я? Ты и сам это прекрасно делаешь своими руками – чуть отстраняешься, смещаешь пальцы правой руки с затылка на лицо, привычным и почти ласковым давлением на подбородок и скулы заставляешь меня откинуть голову назад и вновь встретиться глазами с бездонной глубиной твоей всепоглощающей тьмы. Но мне впервые не страшно тонуть в ней и особенно сейчас. Наоборот. Я ищу в ней спасение с долгожданным забвением! Мой самый сладкий и смертельный наркотик! Моя любимая чёрная бездна твоих калейдоскопических глаз – вязкая патока жженного сахара и красного солода, приторный хмель моей хронической зависимости и неизлечимой болезни. Я готова пить из этого источника до скончания вечности, до остановки сердца… до последнего удара последнего нулевого атома нашей Вселенной.
Я же свихнусь окончательно, сдохну на этот раз буквально, если ты снова это повторишь – если вновь позволишь мне уйти!.. Я ведь без тебя никто и ничто! Я даже не могу дышать и думать, если не увижу твоих глаз, не почувствую твоих рук и не услышу твоего голоса.
–…Уже всё позади… Ты у меня умничка… – если не буду ощущать твоих сильных пальцев и тёплого бархатного дыхания на своём лице… того исключительного мгновения – незримого перехода-слияния наших сердец и сущностей в тот головокружительный момент, когда твои губы прикасаются к моей переносице в нежнейшем поцелуе моего любимого Хозяина. – Я рядом… Я всегда рядом, что бы не случилось и… что бы я не сделал…
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ
Не даром говорят, что это не судья подписывает смертный приговор осужденному, а сам преступник. Ведь ответчик прекрасно знал, что пошёл против закона и воспитавшего его социума, нарушив идеальный уклад жизни цивилизованного общества, которое ещё до его рождения продержалось и выстояло на своих моральных устоях и высокодуховных ценностях не одну тысячу лет. Ему же сызмальства твердили, что хорошо, а что плохо, что считается правильным, а что нет! И он не мог не понимать, во что ему могут вылиться его пагубные желания и пристрастия. Закон один для всех (или в подавляющем большинстве для тех, для кого они создаются!). Тогда почему он его нарушает? Что его толкает совершить этот проступок, практически не задумываясь о последствиях или наивно полагая, что ему это каким-то образом сойдёт с рук? Где для него заканчивается та самая черта между добром и злом, и когда он теряет ту связующую с реальностью нить, что делала его все эти годы в глазах окружающих людей правильным человеком? Когда он решает, что есть вещи, которые он обязан и должен совершить, не считая свой поступок вопиющим уголовным преступлением? Что его на это толкает, почему он себя оправдывает, почему однажды перестаёт считать себя виновным?
Как там ещё принято говорить? Настоящая власть не у тех, кто печатает деньги, а у тех, кто придумывает законы? Выигрывает всегда тот, кто сам создаёт правила игры?
Я проиграла тебе изначально, потому что попала именно на твою территорию, в твоё Чёрно-Красное Зазеркалье – в оживший кошмар вывернутой на изнанку Страны Чудес, где правит один единственный человек Дэниэл Мэндэлл-младший. Твой Кровавый Эдем – бесконечный лабиринт из искаженных зеркальных порталов, твой мир, твоя реальность… Твоя Вселенная! И очутилась я в нём не по собственной воле, хотя и побежала за собственным белым кроликом своими ножками, наивно полагая, что меня ждут сказочные чудеса и волшебные открытия в одной из твоих кроличьих нор. И да, они меня там и поджидали, разве что в абсолютно ином ракурсе и представлении о красивых историях. А на что я ещё могла рассчитывать с моими-то нестандартными вкусами и мрачными фантазиями? Конечно, я бы никогда в здравом уме и в трезвой памяти не зашла за дверь с надписью Сайлент-Хилл или Улица Вязов, но я как-то это сделала, тебе удалось меня туда заманить… при чём с самого начала ты ничего мне не обещал, даже пряничного домика с Чудесным Садом (десять миллионов фунтов в год – не в счёт). Я сделала это сама. Сама открыла эту дверь, сама зашла в чёрный за нею коридор и… провалилась в твою чёрную дыру… Сама?
Нельзя найти выход, если не знаешь, где был вход… да и был ли он вообще? А если ты ещё и не понимаешь, куда он тебя на самом деле приведёт и будет ли он тем, что поможет тебе (и не только тебе)… Станет ли он вашим обоюдным спасением? Потому что тебе одной он и на хрен не сдался! Ты скорее затеряешься и сдохнешь в этих бесконечных переходах ваших слитых кошмаров и оголенной до костей смертельной боли, чем сбежишь отсюда сама и бросишь его одного. Ты не уйдешь отсюда без него… Ты не оставишь его ЗДЕСЬ! Только не здесь, не в этой тьме и не в его обреченной безысходности… Он итак прожил тут в полной изоляции от тебя целых десять лет и настолько уверовал в то, что это и есть его дом, источник его божественного чёрного бессмертия, что успел позабыть каково это – верить в свет, верить в вашу любовь и в собственное спасение…
Может раньше мне и хватило смелости с силами уйти от тебя, сбежать, возможно даже спрятаться, но только не сейчас. Я осознаю свою ошибку лишь теперь, любуясь бескрайними масштабами её последствий со своего нынешнего положения – преступника, сознавшегося в вине свершенного им преступления с полным осмыслением случившегося и происходящего. И если мне суждено принять за него наказание из твоих рук – от рук моего любимого Чёрного Палача, значит, так тому и быть. Я должна через это пройти! Должна прочувствовать через всю подаренную мне тобою боль, твою ненависть и твою священную месть, какой силы была твоя любовь! Всё, что ты пережил за эти годы сам! Всё, что тебя наполняло, чем ты дышал, чем существовал… Если я не могу узнать, что такое быть любимой тобой, чтож… тогда я загляну в бездну её обратной изнанки – увижу и пропущу через себя силу её несоизмеримой боли… И если ты считаешь, что только так я сумею покаяться и расплатиться за все свои смертные грехи, может ты и прав. Но не думай, что я позволю затянуть меня в эту тьму вместе с тобой. Как и не сбегу снова… без тебя…
Наверное только теперь я начала понимать в полную меру всех тех "безумцев", которые жертвовали своей жизнью за свои идеалы и священные цели (включая даже тебя!). Ту же Жанну Д'Арк, сносившую бесконечные пытки с допросами от святой инквизиции – девятнадцатилетнюю девочку сожженную за живо из-за чужих страхов перед силой её веры, перед силой морального духа, который она успела вложить в целую нацию всего за год своей величайшей исторической миссии. Так что, откровенно говоря, на фоне подобных национальных героев моё ответное безумие твоим пробудившимся демонам – это попросту жалкое ничто!
Да, я виновата перед тобой, перед собой, перед нами обоими, и нет страшнее наказания, чем осознания факта, что нашей первой, самой чистой, самой откровенной и светлой любви не удалось дожить до этих дней. Что благодаря лишь моим стараниям она превратилась в твоём и с твоим сердцем в нечто чудовищное, отталкивающее и пугающее до смерти. И что по всем канонам жанра классической драмы я должна была теперь либо сбежать от тебя, либо сойти с ума, или броситься под поезд. Твоя изначальная вина состояла в том, что ты пытался выжить с ней, а она пыталась выжить в тебе, и эта борьба едва не убила вас обоих. Но ты нашёл выход – тебе больше не надо копить эту боль и свою смертельную одержимость в себе. Ты откармливаешь ими своих демонов, своего изголодавшегося за эти годы внутреннего зверя, чтобы спускать их впоследствии на меня и кормить их мной, моей более сладкой и дурманящей тебя кровью – воскрешающим противоядием твоему чёрному вирусу. Только так ты чувствуешь себя живым и цельным, только так твоя собственная священная миссия выглядит для тебя оправданной – когда твои вены и плоть насыщаются чистейшей энергией моей боли, моими страхами и моими смертями.