– Ладно же!
– сказал Эрих.
– Получайте, что хотели. Я считаю, что всегда лучше уладить дело самим и не звать на помощь комендатуру. Но если с вами иначе нет сладу...

И он направился к выходу.

– Погоди, Эрих, - остановил его Оскар.
– Здесь велись опасные разговоры. Правда, случилось большое несчастье. Я сам не слишком любил Пауля, но очень огорчен, что произошло такое преступление. И я уверен, что в лагере нет ни одного человека, который не сожалел бы об этом, как и я. Но если Фриц и Карльхен начнут в комендатуре необдуманные речи, это может вызвать плохие последствия... вы сами понимаете. Я вас прошу, слышите, прошу, как старый хефтлинк, который прожил с вами бок о бок не один день и знает лагерные порядки: хорошенько подумайте, что вы там скажете.

– Оскар прав, - проворчал писарь.
– Разве нет, скажи, Карльхен?

Но Карльхен не сдавался.

– Так что же, пойдет писарь рапортовать? Или нам идти самим?

Эрих пожал плечами: "Как хочешь". И ушел.

– Теперь проваливай и ты!
– крикнул Карльхен Оскару.
– И ты тоже!

Антонеску поглядел на старшего врача, тот кивнул, и оба направились к выходу.

– Я буду стеречь Янкеля, - сказал Карльхен.
– А ты, Фриц, немедля собери немецких зеленых. Чтобы к приходу Копица все были здесь. Марш.

Фриц хотел было возразить, что посторожить парикмахера может и Берл, но промолчал. "Карльхен действует правильно, умнее, чем я, - думал он.
– А если сейчас будет решаться судьба писаря, лучше, чтобы инициатива исходила от Карльхена, а не от иеня. Как-никак я кое-чем обязан Эриху".

– Is gut, - пробормотал Фриц и вышел.

Вернувшись в лазарет, Оскар спешно созвал врачей. Еще в дверях он встретил санитара Пепи, хотел позвать и его, но тот только махнул рукой и устремился куда-то.

– Постой, Пепи, - окликнул его Оскар.
– Неужели ты пойдешь против нас? Уж кто-кто, а ты знаешь лучше других...

– Пауль был моим приятелем, - строптиво возразил Пепи.
– А с вами я больше не хочу знаться. Все равно мне идти на фронт.

– Что ты болтаешь?

Пепи озлился на себя за то, что так опрометчиво проболтался. А-а, черт с ним, все равно пришлось бы им сказать! В лазарете ему жилось неплохо, с Оскаром он работал еще в Варшаве и всегда ладил с ним. Но теперь конец всему, теперь надо думать о других делах.

– Не тронь меня!
– огрызнулся он, когда старший врач взял его за рукав.
– Все вы один другого стоите!

Оскар отпустил его и медленно отвернулся. Дело плохо, Пепи и тот против нас... А что он сказал об уходе на фронт? Правда, я знаю, что он ужасный враль. Но это он выболтал сгоряча. Еще утром он пришел из немецкого барака какой-то странный, словно его подменили.

Вслед за Оскаром в лазарет прибежал Фредо.

– Что случилось, доктор?

Имре был уже здесь, Антонеску привел маленького Рача и Шими-бачи.

– У нас совещание врачей, - сказал Оскар.
– Не обижайся, Фредо.

– Не выгонишь же ты меня, - настаивал грек.
– Я слышал, что дело важное и касается не только врачей.

– Тебя оно, во всяком случае, не касается, Фредо. Ты не врач и не еврей. Радуйся этому и оставь нас одних.

– Да брось ты, Оскар, не будь ребенком. Я пришел предложить тебе...

Оскар упрямо выпятил подбородок.

– ...Политику!
– прервал он.
– Я знаю, ты заговоришь сейчас о политике. И в конце концов действительно получится так, словно мы в заговоре против кого-то. А это чисто врачебное дело. Эпилептик совершил преступление, и речь идет о том, насколько мы, врачи, ответственны за него. Вступать в спор с Фрицем о том, убили Пауля евреи или нет, я не собираюсь. Да в этом и нет смысла, если эсэсовцы начнут расследование. Так что не осложняй это дело, Фредо, и оставь нас одних.

– Ты упрям и не видишь дальше своего носа, - хмуро сказал грек.
– Но пусть будет по-твоему. Если я тебе понадоблюсь, ты найдешь меня в конторе или в бараке у Вольфи. И не теряйте головы!

Он выбежал из лазарета и стал искать Диего. Первым ему встретился Гастон.

– Алло, Гастон, пойдем-ка со мной. Или погоди, не можешь ли ты найти Дерека, Жожо и Диего? Они, наверное, во французском бараке. Приведи их поскорей к Вольфи.

Через минуту Фредо уже был у рыжего Вольфи.

– Представь себе, - рассказывал он, - Карльхен заставил писаря пойти с рапортом в комендатуру.

– Мне уже говорили, - проворчал Вольфи.
– Не знаю, что бы я делал на месте Эриха. Это же явное убийство, шутки плохи.

– Прежде надо было договориться между собой, Всякий старый хефтлинк знает, чего можно ждать от эсэсовского расследования. Да еще Фриц хочет все свалить на евреев.

– Это, конечно, подлость, - Вольфи нахмурил белесые брови.
– С чего это ему вздумалось?