— Нет. — властно обрубает он, пригвоздив меня этим приказом к месту. — мне нужна ты. Ляльке нельзя перегружаться, самой скоро рожать. Давай, отложи свои дела, я тебя жду.

— Блин, Руслан, я не умею водиться с мелкими! — выдвигаю последний аргумент, вскипая от злости.

— Не городи хуйню, она не младенец, умеет и на горшок ходить и ест без посторонней помощи. Поиграешь с ней, порисуешь, короче, найдете, чем заняться! — рявкает громко, и я прикрываю динамик ладошкой, чтобы посторонние не стали свидетелями нашей перепалки. — ну, приедешь? Я никогда тебя ни о чем не просил, блять, а сейчас прошу!

— Ладно… Скоро буду. — нехотя соглашаюсь, и, подхватив сумку с кожаного диванчика, иду к лестнице.

— Соколова! Куда? — окликает девушка в униформе, но я отмахиваюсь, и спешу вниз, готовая убить Руслана…

Будь моя воля, ни за что бы, не пошла на похороны! От обилия траурных одежд, черных венков и скорбных лиц невыносимо ввергает в тоску. Лицемерные люди один за другим окружают Руслана, и меня одолевает желание выдернуть его из этого круга, увести подальше, где нет этих подхалимов.

Маринка молча жмется ко мне, обнимаю ее одной рукой за плечи и глажу по голове. Девчушка хмуро рассматривает памятник, с мрамора нам улыбается Светка, еще молодая и красивая. Я мучительно подыскиваю слова, чтобы объяснить Марише почему происходит всё это и что её мама больше не вернётся, как вдруг она выдает:

— Алис… — поднимает на меня огромные, как у Руслана, синие глаза.

— Да, моя хорошая?

— Ты не уйдешь, как мама? — тихо шепчет, настойчиво дергая меня за руку. — она ушла, потому что я была плохой и не слушалась её? Ты будешь жить с нами? Я буду есть кашу и вставать в садик, обещаю!

Блин… Ну, Соколов, гад, взвалил же ты на мои плечи задачку! Присев перед Маринкой, грустно улыбаюсь ей, отгораживаю от ямы, которую вот-вот начнут закидывать комьями земли.

— Никуда я не уйду, конечно. — чёрт, только б не разреветься, под веками жутко щипает. — мы с тобой сейчас поедем домой, съедим по большой порции торта и сядем смотреть мультики.

— Про Смешариков? — оживляется она, робко трогая мои волосы.

— Ага.

— А ты — моя сестрёнка? — в лоб спрашивает это любопытное создание, огорошив не то, что меня, но и тех, кто стоит рядом. — Тётя Маша сказала, что ты папина дочка, как я. А раз мой папа и твой тоже, мы с тобой сестренки, да?

На нас начинают оглядываться, я мысленно посылаю на непутевую башку Мары проклятья. Когда, интересно, эта коварная женщина умудрилась внушить Маришке эту правду?! Ради чего? И вообще, на фига вести подобные беседы с четырехлетней девочкой?!

— Ну… — подыскиваю слова, не зная, что ответить, и беспомощно гляжу на Руслана.

Он чем-то озабочен, посматривает вправо, и я быстро перевожу взгляд туда же. В нашу с Мариной сторону семенит толстая тётка, космы ее едва прикрыты траурным платком, а вид очень решительный. Растолкав народ, Елизавета Павловна прет как танк на баррикаду, и я испуганно вскакиваю, оттеснив Маришку за спину.

— А ты что тут делаешь, маленькая дрянь?! — начинает орать, яростно смахивая скомканной салфеткой с лица слезы. — явилась праздновать триумф, да?! Сучка грязная, беспризорница, да как тебе не стыдно! Убирайся отсюда, вон пошла, сказала! Пошла вон, проститутка! Я всё знаю, и не надо на меня так зырить, прошмандовка, подстилка малолетняя! Светочке… — задыхается, а я, оцепенев, испытываю ужас, — Светочке моей жизнь испоганила, курва! Зятёк-то мой, кобель, тебя вечно выгораживал, Светочку унижал, а тебе жопу вылизывал! В койку к чужому мужику лезла, блядина, ни стыда, ни совести!

Кто-то настойчиво пытается увести эту скандалистку, по толпе пролетает шепоток. Руслан размашисто идет сюда, кивком подзывая Олега. Пистец, нашла ведь время устроить бучу, вот старая дура! Нет, ну её можно понять, дочь в могиле, но эта сцена точно напоминает базар. На похоронах собственного ребенка закатить такой цирк, это ж сколько водяры надо было вылакать?!

Маринка выбегает из-за меня, толкает ошалевшую бабушку, и, обхватив мою талию обеими ручонками, громко вопит:

— Не ругай Лису, пожалуйста, бабуля, она не такая! Она хорошая, хорошая! Отстань от неё! Она не виновата, мама была плохая, она меня била! Мама не любила меня, а Алиса любит! Уйди!!!

Чувствую, как кружится голова, щеку обжигает жесткая пощечина. Каким-то чудом стою на подкашивающихся ногах, кто-то тянет меня, перед глазами всё плывет. Рядом хнычет Маришка, я оглядываюсь, ищу её, но плач затихает. Меня обнимают чьи-то сильные руки, слабо пахнет мускатом, и я утыкаюсь носом в грудь Соколова.

— Уведи Лизавету Палну, отвези домой и дай успокоительного. — отрывисто командует, наверное, Олегу, и ласково поглаживает мои плечи. — всё нормально, простите за безобразный концерт. У неё нервный срыв, простите. — это уже собравшимся, я поднимаю голову, и наши глаза встречаются. — ты как?