– Нервничаешь?

– Немного.

– Не нервничай, вариантов всё равно немного!

Я попытался пошутить, и это у меня плохо получилось, она лишь слабо улыбнулась и продолжила медленно изучать диораму нашего славного народа.

А время шло, и было душно. Вентилятор на потолке медленно вращался. Он не разрезал воздух, а скорее увяз в нем, и медленно вращал воздух в пространстве.

От нечего делать, я стал ходить по длинному помещению, размеренными шагами вперёд и назад, от входа и до секретаря. Слева и справа от нее были ещё двери, одна с надписью «архив», а вторая «столовая» с временем работы и примерным меню, видимо, в этом архиве и работал Петя. Через минут 10 моей ходьбы это надоело секретарше, ее, кстати, звали Людмила. Она подняла глаза на меня, и я понял, по ее взгляду, что она хочет, чтобы я сел на место. Я поспешил вернуться к Анне.

Еще минут через 15, когда стало совсем скучно, неожиданно раздались шаги по лестнице. По ней трусил вниз Иван. Мы поздоровались с ним, и я спросил:

– Ну как, удачно? Мэром будешь?

– Может быть!

Он на секунду зашёл в архив, и потом сразу ушёл, взяв с собой двух ребят, которые были впереди меня. Значит, они уже распределились и просто его ждали, а я даже не додумался об этом их спросить. Это был хороший знак для меня: значит, следующие два часа мне тут сидеть не придётся. Людмила сказала куда-то в пустоту:

– Следующий!

Я подскочил и бодро пошёл вверх по левой лестнице. Вверху было ещё несколько комнат, а прямо у лестницы начинался длинный ряд стульев с обеих сторон. В конце зала, так же за таким же столом, как и внизу, сидел ещё один секретарь. Она, почти такая же, как и Людмила, только без кудряшек, молча записала меня в тетрадь. И показала рукой на одну из дверей с надписью: «Главная комиссия распределения кольца».

Я начал немного нервничать и быстро вошёл внутрь.

Большой длинный зал, впрочем, скучно и казённо обставленный, был вытянут вдаль, и на всю длину стоял длинный чёрный стол. Я не посчитал количеств мест, но думаю, человек 40–50 тут точно влезет. За столом, через несколько свободных стульев друг от друга, под кондиционером сидело всего пятеро людей, которых я отлично знал: Аркадий счастливый, Вячеслав Иванович – главный полицейский он же и судья, и он же тюремщик и палач нашего города. Впрочем, последние статьи нашего уголовного кодекса с тяжёлыми наказаниями практически не применялись, никто никого не убивал и ничего не крал. Ведь какой смысл это делать в маленьком городке, где все друг друга знают? Его вотчиной были мелкие драки и всякие глупости, отчего он совсем заплыл и обленился. Следующий – главный доктор нашего города, человек уважаемый и всеми любимый, Лев Павлович, его сестра дружила с моей мамой, через три стула от него сидел наш единственный министр, который ведал промышленностью города и продовольствием, я дружил одно время с сыном его второго заместителя. Замыкал ряд уже совсем дряхлый старичок, Михаил, как его там? Отчество не помню. Он отвечал за жизнеобеспечение города, и все инженерные сооружения.

Я смутно догадывался, что пропустить 15–20 людей за год можно очень быстро, но они были ленивы и делали всё церемонно, с помпой и монотонно до ужаса. Торопиться им совсем некуда. Я сел недалёко от них, через пару стульев. Тут было немного свежее, до меня хоть долетал лёгкий бриз кондиционера над головой мэра.

Аркадий заулыбался и сказал:

– Господа! Великое распределение должно свершиться опять! Вот тот молодой, несколько слишком много говорящий, но подающий большие надежды человек!

Все довольно заулыбались, как будто это их личное достижение, что я молодой, много говорящий и так далее. Аркадий продолжил с обращения ко мне:

– Ну-с? Есть пожелания у вас, молодой человек? Кем бы хотели стать? Как хотите служить народу кольца?

– Я бы хотел приносить пользу всему городу, как мой отец, на производстве. С самого детства отец учил меня…

– Производство, значит?

Меня прервали, видимо ему было не особенно интересно, чем я хотел бы заниматься. Опять нехорошее предчувствие кольнуло меня.

– Да, производством, отец с детства…

– Так, подождите молодой человек.

Еще меня очень нервировало это его «молодой человек». Он же хорошо знает, как меня зовут, тут вообще все люди друг про друга всё знают, и не в одном поколении. Скорее всего, мы даже где-то приходимся друг другу родственниками.

Я умолк.

– Господа, что мы поручим нашему выпускнику?

Заговорил единственный министр:

– Учитывая сложную демографическую ситуацию, а так же нехватку рабочих мест, я бы рекомендовал совету по распределению назначить данного выпускника на восток, в должность помощника агронома, с последующей работой в поле на срок в 25 лет, с возможностью стажировки на должность агронома. Кто, что думает, господа? Есть возражения?

Мы не создаем новых культур, и помощниками агрономов у нас называют просто работников на поле, которые собирают картофель круглый год. А «стажировка» в агрономы – это стать бригадиром, и собирать картошку вместе с подчиненными. Проклятые жирные уроды, какой же я агроном? Я такой же агроном, как они тут умные люди.

Что-то надо было сделать. Ситуация вышла из-под контроля. Я попытался вмешаться в процесс моей судьбы:

– Я…

– Единогласно! Поздравляем вас, помните о своём великом вкладе в судьбу и благополучие кольца! Ведь вы будете кормить нас, а это высокий и почетный труд! Так несите его с высоко поднятой головой! Как завещал великий Аркадий первый!

Министр закончил читать мой «приговор», он опередил меня, я сначала не успел, а после его речи уже не знал, что сказать.

После приговора торжественно заговорил Аркадий 12-й:

– Великое распределение в кольце свершилось!

Я хлопал глазами, растерялся. Ища поддержки хоть у кого-то из пятёрки, я переводил взгляд с одного старого хряща на другого. Но везде отводили глаза, и никто не хотел на меня смотреть. Я почувствовал большое оскорбление и неуважение к себе, они не просто не слышат меня, они не хотят слышать. Но я ничего не мог сказать, и отказаться от должности тоже. Именно для этого тут и сидел наш главный полицейский, он же судья. Отказ от профессии – жестоко карается. Каждый должен работать, и приносить пользу кольцу. Проклятый кусок вечного железа, даже не полный круг, а просто кольцо. Я ненавидел в этот момент всех и вся. Министр подписал единственную бумагу и поставил печать, документ моего распределения, и передал дальше, каждый поставил свою печать и подпись. Лист, обычный лист, на котором была моя судьба, выдали мне, и попросили позвать следующего.