Я натужно попрощался, и вышел. В коридоре я внимательно изучил документ: распределить такого-то (вписано моё имя) на такую-то должность (вписана должность) на срок (вписан срок). Ещё пару ничего не значащих общих фраз про великое распределение и внизу несколько подписей, и пять колец печатей.

Почему-то мне казалось, что все это было вписано туда и до моего прихода, потому что министр только ставил подписи, или мне так показалось, этого я уже никогда не узнаю.

Я подошёл к секретарю и протянул ей лист, она поставила отметку секретариата на нем, даже не читая, и показала рукой на следующую дверь с надписью «Малая постоянная утверждающая рабочая группа кольца».

Вот это «утверждающая» почему-то родила в моем сердце призрачную надежду, что ещё не всё потеряно, и раз они утверждают что-то, то это можно и скорректировать. Я с надеждой открыл дверь, в лицо мне ударил теплый спертый воздух, тут кондиционера не было.

Аналогичное длинное помещение, но с другой стороны, было очень похоже на первое, где заседала «главная» комиссия. Бесконечный длинный зал и такой же черный стол, но тут все стены были уставлены шкафами с папками, и по шуму оно входило в резкий диссонанс с первым. За длинным столом сидело с полсотни людей, и все они что-то бурно делали. Со стороны это было похоже на единый конвейер, который штампует бумаги, и передает их дальше, и всё происходит по бесконечному кругу.

Я с несколько секунд наблюдал за этим магическим передвижением одной бумаги от одного человека к другому, и подошёл к ближайшему человеку и сказал:

– Вот мои бумаги, но я хотел бы…

Он не дослушал, а взял лист с печатями из моих рук, и внимательно изучил его. После чего спросил у меня:

– Хотел бы… Что бы вы хотели?

– Изменить…

– Абсолютно недопустимо, все изменения проводит главная комиссия, а мы лишь утверждающая рабочая группа кольца.

– Но послушайте…

– Документ начинает процесс утверждения, подождите!

После этого он подписал мою бумагу, и передал ее следующему. Я не успел протянуть руки за листом, но было уже поздно. Пока этот человек, имени которого я не знал, – я видел его лишь пару раз в одном из кафе на севере, говорил со мной, перед ним скопилось несколько листов, и он нервно их схватил и стал быстро изучать.

Мой же лист «поехал» дальше по столу, второй человек поставил на нем печать, и передал дальше. Так моя бумага отправилась в дальний путь, через семь или восемь человек, я уже не мог разглядеть, у кого конкретно мой документ с распределением следующих 25 лет моей жизни. Я ждал, а лист всё не возвращался, меня сковала беспомощность и полная беззащитность. Я один против всей этой бюрократической машины, которая пережевывала бедный одинокий листик, и мою судьбу заодно. Мне захотелось приложить этого человека об стол, чтобы на секунду прервать эту цепь и документооборот в нашем кольце.

Через 10 минут, этот же человек, взяв очередной лист, на котором уже не было живого места от подписей и печатей, после внимательного изучения, не передал его дальше, а протянул мне.

Я не узнал свой лист: бесконечные печати и подписи сделали его совсем другим. Складывалось ощущение, что ребенок игрался с разными печатями и ставил их просто так, забавы ради. А когда печати у ребенка отняли, он стал разрисовывать один единственный листик ручками и карандашами.

Я вышел и протянул секретарю свой «убитый» лист, с моей не менее убитой судьбой землекопа. Она отрицательно помотала головой и сказала:

– На первый этаж, сдайте в архив. И поздравляю вас с распределением!

– Спасибо.

Я медленно спустился вниз, толкнул дверь архива. Размер этого помещения был мне непонятен. Маленькая отгороженная комната, сбоку ещё одна дверь, и тут же стол секретаря архива, все помещение три на три метра. Тут сидела уже молодая девушка, она входила в резкий диссонанс с двумя другими секретарями. Интересно, за что ее сюда, на всю жизнь, тоже, как Петя, ляпнула что-то не то? Я поздоровался с ней и протянул ей лист, сначала думал попросить позвать Петю, просто поздороваться, но настроение было окончательно испорчено, и я не стал этого делать.

Девушка Лера, она жила с Алисой на одном ярусе муравейника, внимательно изучила мой листок, и сложила его в лоток с надписью «Распределение». Мы попрощались, и я вернулся в общий холл. Ни на кого не смотря, я быстро пошел к выходу из этого проклятого места.

Чья-то рука меня задержала, на меня встревожено смотрела Анна, она спросила:

– Куда тебя?

– Урожай собирать.

Я высвободился из ее руки и ушёл.

– Я тебе говорила, иди учиться?! Теперь землекопом будешь, хорошо, просто великолепно!

– Мам, и так тошно. Только тебя не хватало для полного счёта. Что мне теперь сделать, убиться?!

– Ох, я не знаю. Это всё твой отец виноват!

В это время отец стоял в другой части комнаты, и медленно стучал костяшками пальцев по столу. А мама всё не унималась:

– Я завтра же пойду к Люде, попробуем, что-то сделать. Я слышала, что сына главного врача перераспределили в другое место.

Отец не выдержал, и подошёл к нам, оборвал мать и сказал ей:

– Послушай, мы не семья главного врача. Нас не перераспределят никогда. Это понятно?