– Можно. – Очкарик кивнул. – Но это будет дороже…

– Сколько?

– Пятихатка.

– Я сейчас. – Сорокин раскрытой ладонью отпросился у девушек, натыкаясь на углы столиков, дошел до музыкантов.

Вторая вновь приступила к вернувшемуся:

– А правда, что Лугинин строит трассу «Формулы-1»?

– Почему сразу Лугинин?! Михал Иваныч давно отошел от дел, живет-поживает и горя не знает… Трассу хотели построить, да. И места у нас подходящие, не такой крутой серпантин, как туда дальше… Ближе к Сочам. Но не дали. Общественность возмутилась, мол, и так кучу предприятий понастроили, дышать нечем! А на самом деле, там такие строжайшие нормы, плюс самые лучшие технологии очистки, плюс тотальный контроль… Мне даже кажется, воздух стал чище, чем десять лет назад.

«Конечно, раньше только наш завод коптил, а теперь… По-прежнему, коптит, а все вокруг очищают… За себя и того парня».

– Но у нас все для людей, если общественность против, значит, так тому и быть! – Стас замахнул стопку, зажевал бутербродом. – Да что «Формула»? Все автоконцерны хотят перенести свои питерские и калужские заводы к нам! Так выгоднее. Но… Не дают. Политика!

– Говорят, у вас лучшие дороги… – заикнулась Альфия.

– У нас все лучшее, венецианцы приезжают учиться обуздывать воду, америкосы перенимать опыт строительства мостов. А говорили, климат в России не тот!

– «Кто-то скажет вдруг, мол, климат здесь не тот, – впопад попал очкарик, перейдя на попурри. – А мне нужна твоя сырость…»

– Друг! – выбросил вперед руку калтыжанин. – Не пой, пожалуйста, Розенбаума и Высоцкого. Их никто петь не умеет, все заведомо хуже оригинала.

– Не вопрос. Но это тоже стоит… денег, – вконец обнаглел лабух.

Стас выудил из кошелька пятисотку, шлепнул об стол.

– Подойди, пожалуйста, я что-то устал, боюсь не дойду…

Подскочил гитарист, растянул услужливую улыбку, профессиональным движением картежника слизнул купюру.

– Климат… – не обращал внимания Сорокин, – для хороших-то дорог… Все тот, если с умом и без воровства. И климат, и почва у нас отличные! Единственное, что может помешать – несогласие народа.

– Или политика. – Вторая подмигнула.

– Или политика, – согласился Сорокин, – тех, кто стоит над народом и законом…

– Да нам, в принципе, тоже грех жаловаться. – У второй проснулись патриотические чувства. – Татарстан – всегда был хорошим регионом по сравнению с другими.

– Жаль, что мы вырвались вперед. – Калтыжанин усмехнулся. – Лучше б, как и прежде, все ехали в Москву на заработки или к вам, в Казань, а то все к нам прут.

Они еще полчаса потрещали о том, о сем, пока Альфия не зевнула:

– Еще заказывать будете?

– Да харэ уже, напился, наелся, пора и в постельку.

Официантки улыбнулись краешком рта, Альфия упрыгала к бару, вернулась со счетом.

«В три раза дороже, чем у нас. – подумал Стас, вложив в папку сотню сверху. – Главное, с кем мне сегодня повезет – с молоденькой козочкой или опытной козой?»

ГЛАВА VII

Взрыв

Гольц всплеснула.

– Но под эту теорию можно подвести все сексуальные меньшинства.

– Вы сами это сказали. Вообще, объединение по половым отклонениям изначально нежизнеспособно.

– Перейдем к менее глобальным темам. Почему наш регион привлекателен для инвесторов? За счет чего удалось снизить налоги, в том числе и для бизнеса?

– Предприниматель сам выбирает, на что пойдут его налоги…

– Каким образом? – живо перебила Вера. – Если деньги идут в пенсионный фонд, как они могут пойти куда-то еще?

– Конечно, зарплатными налогами и НДС мы варьировать не можем. Остается только налог на прибыль, который предприниматели и так платят очень неохотно. Но в нашем случае, бизнесмен сам определяет, на что направить деньги: интернаты, приюты для бездомных животных, содержание тюрьмы, где на сегодняшний день сидит от силы пяток человек… или другое. Тем самым повышается понимание важности уплаты налогов, сопричастность с социально-важными программами. Добавьте сюда полный контроль над расходованием средств и абсолютную прозрачность этого процесса. В общем и целом, если не воровать, городу удается неплохо зарабатывать, несмотря на то, что большая часть доходов уходит на федеральный уровень.

– А как вы считаете, тендеры, растянутые по времени, это благо или нет? Может, стоит довериться единому подрядчику, а потом, если что, спросить по всей строгости?

– Конечно, благо. Если конкуренты видят, что выигравшим подрядчиком потрачено гораздо больше средств, нежели требуется, а их фирма могла бы сделать аналогичную работу за меньшую сумму с тем же качеством, то… Они подает заявку на проведение данного вида работ с обоснованием стоимости. Городская комиссия решает выгоднее ли она, чем заявка существующего подрядчика, и, соответственно, заключает новый контракт. Плюс, текущий подрядчик может улучшить существующие условия – конкуренция в действии. И все на общественном контроле. Не забывайте о том, что взамен выполнения бизнесом социальных обязательств, город предоставляет существенные выгоды – порядок, прогнозируемость будущего. А главное, безопасность – преступность на нуле, за исключением редких эксцессов с поправкой на курортность. Быть порядочным выгодно.

– Получается, вы, опять же, воссоздали Советский Союз в миниатюре? Не лучше ли было бы создать нечто новое, а не возвращаться к старому?

– Я же только что объяснял. – Лугинин развел руками. – Мы и создали нечто новое на базе хорошо известного. Семьдесят лет истории куда денем? Выбросим на свалку? На мой взгляд, мы должны взять самое лучшее, что было у нас в разные эпохи, плюс лучший мировой опыт. И в результате такого симбиоза родится нечто новое, выдающееся, лучшее. И, по-моему, у городского начальства это неплохо получается. «Азов-Сити» никто не хотел строить – дешевле обходились подпольные казино в столице. Как только рядом появился богатый город, быстренько отстроился. Богатый, в первую очередь, как сумма богатств каждого горожанина. Мы уже начинаем конкурировать с Москвой, краснодарцы в шутку и всерьез предлагают перенос столицы края в Калтыг. Именно это «власть» не может мне простить, а не мое якобы криминальное прошлое. Оно у всех было такое. У всех, кто разбогател в девяностые, от этого никуда не денешься, с этим приходится жить всю оставшуюся. Кто-то ищет и находит оправдания, но… в отличие от назначенных олигархов, мне нечего возвращать народу – я у него не отнимал ни недр, ни заводов. Мне, конечно, хотелось тогда, чего греха таить, владеть нефтяными, газовыми месторождениями, на худой конец, металлургическими или угольными. Но не дали, не пустили, поделили среди своих. Вы знаете, я разбогател на поставках и переработке леса. Но я не вырубил тайгу, и там, по-прежнему, непролазные чащи, а не зияющие пустыни. Но это никого не волнует. Моя спонсорская помощь родному НИИ, а точнее одному отделу, в котором я раньше работал, привела к тому, что меня нарекли «мистером Зло». А ребята совершили настоящий прорыв! Занимаясь чисто экологической проблемой – восстановлением озонового слоя, фактически создали климатическое оружие. Сегодня повсеместно запрещенное, но доказать применение на практике бесконечно трудно. Пока американцы застраивали гектары Аляски антеннами, мы обходились одной-двумя с тем же эффектом. И для нас это была наука чистой воды! Но военные рассудили по-другому. Козлом отпущения сделали меня. Теперь вы-журналисты в каждом наводнении и землетрясении видите следствия применения этого оружия. Задним умом понимаю, есть изобретения, которые лучше не изобретать, открытия, которые лучше не делать, но мы были молоды. В нас бурлил энтузиазм, азарт, творческий зуд. Мы не могли и не хотели останавливаться. Не знаю, нанес ли я больший вред стране, миру, чем мои соседи по списку «Форбс», но вся моя оставшаяся жизнь – это некое замаливание грехов. Именно так я к ней отношусь…