Гольц полуотвернулась, наспех перекрестилась по-православному, поцеловала руку по-католическому.

– Вот одна из причин, почему я не даю интервью. – Михаил Иванович не отрывался от окна. – В любую минуту может случиться подобное. Зачем подвергать риску ни в чем неповинных?

Журналистка схватила исписанные листы бумаги.

– Мне пора бежать! Спасибо за интервью, – а про себя подумала: «Да уж, спасибо. Лучше б не напрашивалась».

Олигарх усмехнулся.

– Как же ваши соседи поживают? Или тоже привыкли?

– Соседи сбежали несколько лет назад, продав мне свои земли. Дома справа, слева и напротив принадлежат мне, и для спокойствия и для передислокации. Но это не для печати.

– Конечно, конечно.

Послышался вой сирен, свист тормозов, поспешное хлопанье машинными дверьми. Вновь появился Константин Петрович.

– Ну что там? – Лугинин обернулся.

– Взрывчатка в коробке с сакурой. Садовник погиб.

Вера вскрикнула, смутилась.

– Как пронесли? – допрашивал хозяин.

– Неясно. Приборы не обнаружили. Видимо, опять новейшая разработка. Постараюсь пробить по своим каналам. Хотя и так можно сказать, откуда ноги растут.

Гольц поймала еле уловимый жест миллиардера – палец к губам. Телохранитель смолк.

Михаил Иванович обернулся к журналистке.

– Вам, наверное, не очень хочется общаться с милицией? Мы постараемся сделать так, чтобы вас допросили позже.

– Нет уж, я хочу на это посмотреть. Вторая статья наклевывается, – храбрилась четвертая власть.

– Похоже, к вам возвращается инстинкт хищницы. – Лугинин ухмыльнулся. – Пойдемте.

Двор кишел милиционерами. Возле воронки суетились эксперты, фотографировали, брали пробы грунта. Чуть поодаль безжизненно валялась оторванная рука.

Тошнота подкатила к горлу, Гольц раздула щеки, силясь сдержаться.

– Петр Степанович, – обратился Лугинин к полковнику, – если можно, допросите нашу прославленную журналистку позже. Она, хоть и не звезда, но в шоке.

– Конечно, Михаил Иванович. Рад, что вы способны шутить.

– Константин Петрович, – олигарх быстро отдавал распоряжения, – пусть Юра отвезет госпожу Гольц домой. Всего доброго, Вера Павловна. Извините, что так вышло.

Женщина только кивнула, решив отложить дополнительную статью в долгий ящик. Начальник охраны отвел журналистку к гаражам. Коротко шепнул водителю в фуражке, тот отошел. За руль сел мужчина средних лет с азербайджанским налетом, в таком же костюме, как у главного телохранителя. Константин Петрович открыл заднюю дверь, Гольц проскользнула на сиденье.

– Вас отвезут домой.

– Нет. – Вера сглотнула слюну. – В редакцию.

– Как скажете.

Мягко завелся мотор. Телохранитель выудил из кармана диктофон, вложил в женские руки. Аристократично захлопнулась дверь. Представительский седан медленно покатил к воротам.

– Уехала? – Михаил Иванович вгляделся в лицо подошедшего начальника охраны.

– Да.

– Чувствую, прокатит она меня, как тогда в Давосе. Помнишь?

Давос. Конец января – начало февраля. Пять лет назад.

Зал кишмя кишел представительными леди и джентльменами. Голубая стена-фон, посредине громадный дисплей с надписью «World Economic Forum», сломанный обод колеса пронзил три синих «О». Опустевшая светящаяся трибуна. Кислая физиономия Клауса Шваба, развалившегося в желтом кресле, выслушивающего присевшего рядом индуса. Беглая английская речь, транслирующаяся на десятки языков в наушники собравшимся. Сотни видеокамер – под прицелом каждый сантиметр. Ни один жест, полувзгляд, соринка не ускользнут от всевидящего ока. Мужской парфюм соревнуется с женским в доминировании накондициорованного помещения.

Гладковыбритый Лугинин в пиджаке от Армани примостился с левого края, утонув в мягкости кресла.

– Вы на собственном самолете? – по-русски, между прочим, спросил сосед справа – шатен с окладистой бородкой.

Михаил Иванович бегло глянул на бэндж, не разглядел, но ответил:

– Нет. Зачем он мне? Я практически никуда не выезжаю.

– Строите коммунизм в отдельном городе? – Шатен усмехнулся.

– Просто пытаемся жить по Закону.

– По вашему закону?

– Уж, конечно, никак не по вашим двойным стандартам, – побрил миллиардер.