– Он носил на спине котомку, - добавил он.

– Угу, а потом сукин сын разбогател, - с горечью процедил возница, и Адам увидел, что поводья ослабли, и негр поворачивается к нему. Но повернулся не полностью, а, скосив глаза, продолжал смотреть на дорогу.

– Ты хоть раз слыхал, чтобы негр разбогател?
– спросил возница.

Адам ощутил дыхание этого человека, так он был близко.

– Я не богат, - сказал Адам, и тут его на миг охватило чувство восторга и непорочности. И в этот миг он увидел роскошную комнату Аарона Блауштайна и себя, выходящего из этой комнаты. Неожиданно, необъяснимо он понял, что спасен.

– Ну так разбогатеешь, - сказал возница.
– Держу пари.

– Не думаю, - холодно сказал Адам.

– Угу, - говорил возница, - самое большое богатство, какое только светит негру, это свобода.

Глядя прямо перед собой, Адам краем глаза видел, что поводья совсем выпали из рук возницы и лежат на крупах лошадей.

– Гляди-ка, - сказал возница.

Адам обернулся.

Негр оттянул воротник ситцевой рубахи и оголил плечо и часть спины. Глянь-ка сюда вот, - сказал он.

Адам увидел старые рубцы - наискось и крест-накрест, серые на темной коже. По спине у него забегали льдистые мурашки ужаса.

– Вот что я имел и от чего бежал, - сказал негр и одернул рубаху резким, завершающим рывком, как будто выполнил свою часть договора. И подобрал поводья.
– Угу, бежал, в Нью-Йоук.

Он хихикнул. Или издал звук, напоминающий смешок.

– Угу, в Нью-Йоук, - сказал он, похмыкивая.
– Сам видел, что там народ вытворяет. Не знаю, что и сказать о них. Ты, значит, просто идешь себе по улице, и вдруг бац - и ты мертв. А ведь этих людей ты и в глаза не видывал до этого. Не-а, ни в каком Нью-Йоуке я не останусь.

Адам перевел взгляд с дороги на деревья, на зеленые луга, зеленые волны холмов. На какой-то миг, меньше секунды, ему почудилось, что он соскочил с фургона, перебежал через луг и бросился лицом в траву в самой гуще зеленых зарослей. Потом безумное видение побега исчезло, как будто его и не было. Но головы он так и не повернул.

– Не-а, не нужны мне никакие Нью-Йоуки, - сказал возница. И снова хихикнул.
– Негра там вообще за создание Божье не считают.

Адам так и не отвел глаза, но зеленых лугов уже не видел.

– В ту ночь, - сказал он, - в ту ночь, в подвале...
– голос его сорвался.

– Да-а?

– Когда вы вытащили меня из воды, вы знали...
– он снова умолк.

– Что я знал?
– спросил возница.

– Знали, что я... белый?
– с трудом выговорил Адам.

Негр, казалось, задумался. Потом сказал:

– Ну-у, наверно. Когда дверь открывали, свет упал тебе на лицо, - он помолчал, припоминая.
– Может, я подумал - не белый, но светлокожий. Всего на секунду тебя осветило.

Потом он издал этот звук, напоминающий смешок.

– Угу, белый, - сказал он.
– Но я не знал, что ты белый еврей.

– Да, - подтвердил Адам.
– Я еврей.

И снова увидел луга, и холмы, и тенистые рощи. Красивая страна, подумал он.

– Вы спасли мне жизнь, - сказал он.
– Спасли. Я ведь не умею плавать. Я испугался, когда вода поднялась так высоко. Я бы попытался выйти. И меня могли убить.

– Могли, запросто, - произнес голос возницы.

Адам обернулся к нему. И словно увидел его впервые. Увидел сильные черные плечи под ситцевой в красную клетку рубахой, длинные руки, спокойно лежащие на коленях, крепкие кисти в мозолях и шрамах, держащие поводья. Он взглянул на лицо. Кожа была темно-коричневая и гладкая, как на новых ботинках, смазанных жиром. Подбородок крутой, но губы полные и мягкие, с торчащей в углу рта изжеванной соломинкой. Веки нависшие, как будто припухшие, глаза воспаленные. Адам знал, что взгляд этих глаз может быть острым, пронзительным, цепким. Но сейчас, глядя на обмякшее сонное лицо, он с трудом в это верил.

Он не знал, чему верить. Вдруг он ощутил, что не знает никого, никого в целом мире. Он заплутал, потерялся в царстве грез.

Глядя в лицо негра, он вспомнил лицо мертвого человека, качавшегося на фонарном столбе. Вспомнил стыд за то, что, стоило ему узнать в повешенном негра, и боль инстинктивного сочувствия сразу притупилась. Внезапно, глядя теперь на сидящего рядом человека, он ощутил сладкое, как вода на пересохшем от жажды языке, утерянное сочувствие к безымянному, поруганному черному телу, свисающему с фонарного столба.

В порыве чувств он тронул возницу за плечо.

– Я хочу, чтобы вы знали: я вам безмерно благодарен, - сказал он. И добавил: - Мне хотелось бы что-то для вас сделать. Когда-нибудь, когда представится случай.

– Угу, - сказал возница, и больше Адам ничего не говорил.

Фургон катил сквозь жару. Адам незаметно поглядывал на сидящего рядом негра.

Он спас мне жизнь, думал Адам.

А что такое его жизнь? Он понял, что не знает, что такое его жизнь. Вот зачем он едет: найти ответ. Где-то в конце этой петляющей белой дороги. В конце путаных, пыльных дорог. Где-то далеко-далеко на юге. Да, подумал он, да, и вспомнил слова Аарона Блауштайна: "Единственный способ понять, зачем ты совершаешь какой-то поступок - это совершить его".